Перед ней стоял тот, кого она страшилась всем своим существом. Внешне — обычный человек, но налитые серебром глаза свидетельствовали о необычном происхождении. Это серебро не спутать со столь частым серым цветом глаз жителей приграничья, нет. У него даже не было зрачков, но глаза его видели все. Она теперь не двигалась не потому, что ее крепко держали руки другого мужчины, а потому что ее полностью сковал этот взгляд.
И то, что он увидел, ему совсем не понравилось. Мужчина скривился и как будто неловко, виновато отступил. Отдав несколько коротких приказов, он опять повернулся к ней. И она поняла, в этот раз ей не сбежать и не укрыться. Судьба ее настигла. Ну, что же, так тому и быть. Она опустила глаза, так как не было сил больше удерживать этот всезнающий взгляд, не было сил сопротивляться. Пусть, терять ей уже нечего.
Однако, она ошибалась. На улице появились немногочисленные жители поселения, и среди них был Мицар. Его взгляд метнулся от ее испуганного лица, до стиснутых рук, и дикая ненависть всколыхнулась на его лице. То, как он изменился в одну секунду, испугало ее больше, чем этот странный человек с серебристыми глазами. Разве это тот Мицар, кто кормил и выхаживал ее все это время? Тот ли это Мицар, который втайне отдавал ей самые лакомые кусочки? Он ни о чем не спрашивал и ничего не требовал, он стал для нее близким, родным вместо тех, кого она потеряла. И теперь этот старик шел к ней с перекошенным от ярости лицом.
— Нет, Мицар, не подходи! — крикнула она. Старик замер на какое-то мгновение, но не остановился. Он подошел вплотную и, что есть силы, толкнул стоящего позади нее и крепко ее державшего мужчину. Тот не ожидая такого напора от дряхлого старика, дернулся, но рук ее не отпустил.
Мицар начал размахивать руками, его рот судорожно открывался, словно он хотел закричать, но не мог, не мог… Она ощутила, как предательские слезы потекли по щекам, как судорожно сжалось горло.
— Мицар, отойди! Отойди! — кричала она уже хрипя.
Но старик не отступал. Подоспели еще несколько жителей деревни. Они старались удержать Мицара, отвести его в сторону, но в том, как будто, проснулась былая сила. Он растолкал всех, и снова подошел к ней, неловко протягивая руки. Мужчина за ее спиной только сплюнул и крикнул:
— Арей, заканчивай с этим балаганом!
Она обернулась лишь, чтобы увидеть молодого лучника с бесстрастным лицом, выпускающего стрелу. Она могла поклясться, что стрела летела так медленно, что можно было услышать шелест оперения, а если протянуть руку, то и коснуться ее. Но она даже не могла пошевелить руками, и ей оставалось лишь следить, как тонкая стрела впивается в тело Мицара, как растекается темное пятно по его старой рубашке, как он, умирая, все еще тянется к ней. Сквозь шум в ушах, она слышала чьи-то крики, а потом свет погас и вновь стало темно. Она надеялась, что в этот раз навсегда.
Глава 4
Сегодня император чувствовал смутное беспокойство, которое не исчезло и после его приказов относительно мятежников. Волна казней прокатилась по различным уголкам империи, на время усмиряя порывы недовольных существующим порядком вещей. Прошло много веков, а лучшего средства от вредного инакомыслия, чем показательная смерть еще не было придумано. Император не остановился и на этом. Аристократы, уличенные в измене были казнены наравне с обычными жителями, а их родственники лишались всех титулов и состояния, и отныне приравнивались к самому низшему сословию, а именно, крестьянам. За ними же устанавливалось и пристальное наблюдение, так как отказ от богатства и роскоши подчас является тем недостающим толчком, необходимым для еще худшего предательства. Сейчас они будут задаваться вопросом — а что нам еще терять? Император мог бы им ответить очень просто — жизнь.
Аэдан не боялся потерять несколько десятков аристократов. Всегда можно возвеличить тот или иной род, всегда можно найти замену. Он также знал непреложную истину — предавший однажды, сделает это и во второй раз.
Однако не это волновало его. Император вглядывался в даль, думая о предстоящем. Скоро его жизнь изменится, причем кардинально. Он хотел этого и не хотел одновременно. Впервые в своей жизни Аэдан испытывал нечто похожее на опасение. Что станет с ним? Потеряется ли он как личность в тени другого человека? Будет ли похож на своего отца? Эти мысли не давали ему покоя уже много дней, но именно сегодня все чувства обострились, и он замечал даже мельчайшие детали, невидимые прежде. Это было знаком. Его интуиция буквально кричала, и он склонен был ей верить.