И это творение щедро нас одарило. Пара ящериц, горстка кузнечиков в кулаке и маленькие дикие яблоки — скудный обед, да и плоды были еще не зрелые (в зрелом виде их вкус тоже далек от совершенства), но мы были рады и этому. Сырое мясо рептилий, сырые насекомые… мы к такому привыкли. Можно было остановиться и развести огонь, благо нас научили никогда не расставаться с набором для розжига, да и без этого мы могли добыть огонь множеством способов, но останавливаться было нельзя. Мы понимали, что проехали много. Той бешеной скорости, что мы развили было достаточно чтобы добраться до точки меньше чем за час. Но сейчас мы были на своих двоих, я шел медленней приемлемого, путь был не ровным, а сил и так оставалось немного. Ну и в конце концов — костер, как я уже говорил, хороший способ выдать свое местоположение. Поэтому мы жевали мясо с костями и чешуей и разгрызали кузнечиков, трепыхающихся на зубах… Протеин, мать его. Какой только дряни мы не жрали за эти месяцы. Более того, мы даже умудрялись набирать массу. Любой спортсмен позавидовал бы — неплохая мускулатура при крайне низком проценте подкожного жира. Только вот мы не считали калории, не высчитывали БЖУ и не устраивали «безуглеводок». Мы просто ели что давали и ловили все, что двигалось.
— Так что у тебя случилось? — Данте втянул губами хвост ящерицы как лапшу. — Куда ты вчера пропал?
Не могу сказать, что не ждал этого вопроса. Наоборот — меня разрывало с кем-нибудь поделиться. Для этого наверно и нужны друзья. Иначе крышу снесет, сохраняя такое в тайне.
— Я к Рике ходил. — Ответил я, удивившись, что для меня это было как признание в преступлении.
— Да? — В глазах Данте вспыхнул неприкрытый интерес. — И? — Он закинул в рот кузнечиков как попкорн. — И что дальше?
— Ничего. — Мое сердце словно кинжалом пронзили. Я уже успел пожалеть о своем желании говорить — не думал, что вспоминать все это будет, как заново пережить. — Пришел, постучал в дверь, открыл… Саня лежит…
— Саня? — Глаза Данте широко раскрылись, он остановился.
— Она сверху, на нем…
— Сверху?! — Глаза раскрылись еще шире.
— И… и… — Меня стало трясти, слезы выступили на глазах.
— Трахались?! — Лицо Данте одновременно выражало шок, вперемешку с восторгом, удивлением и предвкушением. Он весь вытянулся как струна и не дышал.
— Что? — Сердце мое вновь замерло от страха, от одной лишь мысли о том, что такое возможно. — Ты сдурел? Нет, она ему массаж делала!
Да, я сделал это. Победил демона мучившего меня, сбросил с плеч неподъемный груз. Совершил первый шаг на пути к восстановлению своего разбитого сердца. Переступил через боль, через тьму и теперь, разумеется, хотел сочувствия… Губы дрожали. Они вытянулись в длинную узкую линию и дрожали как торчок на танц-поле. Глаза… о-о-о-о, глаза искрились всеми цветами, оттенками и полутонами радуги. Даже теми, что еще не придумали. Я видел, да я видел, что Данте всеми силами, изо всех сил старается сдержаться. Его тело, а особенно живот, подергивались в судорогах. Из глаз потекли слезы, вместе с губами задрожали челюсти, а потом наглая рожа словно взорвалась и долгих минут семь все деревья, кусты и каждая травинка в округе содрогались от безудержного хохота. Мерзкого, заливистого, восторженного хохота.
— Чувак, ну ты даешь! — Наконец, после долгих криков, оров и вздохов, отдышавшись и вытирая слезы, заговорил Данте. — Я думал они там тебедохались, а они… Ну ты дал! Массаж!
— Для меня это равносильно!..
— Массаж, чувак! Мас-саж! — Данте положил руку на живот. — Фу-у-у-у-ух, вот это приход — никакой травы не надо… Слейвин, да что в этом такого? Ну помяла она ему кожицу, ну разогнала кровь, и что? Да ведь она, формально, специальность оправдывала.