— Слейвин! — Кричал в коммуникатор Саня. — Почему не стреляешь?!
Я колебался. В прицеле как на ладони было по меньшей мере десяток солдат, лишить которых жизни не составило бы большого труда. Но ведь это были живые разумные существа, так сильно похожие на нас самих. И это ужасное чувство, тянущее душу куда-то вниз. Оно охватило меня, не давая пальцу нажать на спусковой крючок. Грохотали выстрелы, а за ними и взрывы. Фантомы суетились, бегали по лагерю и пытались отчаянно отбиваться, а я все смотрел в прицел и ощущал, как глаза мои заливают слезы. Две мои жизни, прошлая и будущая, держались на тонкой нити, а концы ее держал обеими руками я. И эти две жизни тянули каждая в свою сторону, рвали мою грудь, обнажали мое сердце. Веки мои опустились, боль стала невыносимой, а сердце вдруг замерло. Нить оборвалась. Я спустил курок…
— Что там произошло?
После возвращения нас чествовали как настоящих олимпийцев. Почти что носили на руках, обнимали, поздравляли, расхваливали наши способности. До тех пор пока Танк не потребовал отчета о проделанной операции и Хантер не рассказал, как все было. Как и обычно, все решилось быстро. Сто двадцать килограмм мускулов набросились на меня и хлестали тяжелыми кистями по щекам, пока голосовые связки надрывались в криках о том, какой я нехороший человек. Танк так рассвирепел, что его пришлось оттаскивать от меня впятером. Меня подняли и отволокли в душевую, чтобы смыть кровь, фонтаном хлещущую из разбитого носа и рассеченных губ. После чего препроводили к Лее. Она усадила меня в мягкое кресло, быстро обработала ранки и села на стул рядом.
— Слейвин, — спросила она, заботливо гладя меня по руке, — что там произошло?
Все мое лицо опухло и горело огнем. От подбородка до лба кожа приобрела темно-фиолетовый цвет, с легким красноватым оттенком. Было больно и немного обидно.
— Ты боялся?
— Нет. — Говорить было очень больно.
— Тебе ведь уже доводилось убивать.
— То было другое. Мы были один на один, друг против друга, почти в одинаковом положении, а здесь… — Слезы вновь потекли по моим щекам. — Я понимаю, что это враг, понимаю, что если не я, то он. Но ведь так нельзя… Убивать того, кто не может тебе ответить, стрелять когда тебя даже не видят. Это… нечестно.
— Нечестно. — С тяжелым вздохом повторила Лея и сжала мою руку. — Ты правильно сказал, если не я, то он. Это война Слейвин, а на войне нет понятия «честность». Каждый пытается выстрелить первым, а возможность сделать это исподтишка вообще горячо приветствуется.
— Я не помню, чтобы они так делали.
— Что ты хочешь сказать?
— Ты ведь видела, что спрятано под их шлемами? Такие же точно лица, как твое или мое. Кто знает, может быть, они такие же люди как мы. Может быть они — это мы через сто, двести лет… Во всяком случае, они не стреляют в спину.
Лея грустно улыбнулась и осторожно погладила меня по лбу, немного взъерошив волосы.
— Это очень хорошее качество — испытывать жалость к своему врагу. Ты можешь гордиться этим.
— Нечем тут гордиться… У меня было ощущение, что я стреляю в человека.
— Но это не человек, Слейвин, это твой враг. Этот враг угрожает твоим близким, твоя семья у него в заточении и твой мир под угрозой уничтожения.
— Ты говоришь, прям как Танк. — Горько усмехнулся я.
— Наверное. — Кончики ее пальцев осторожно скользнули по моей щеке. — Ты великий воин, поверь в это. Но чтобы быть им, ты должен найти в себе силы, должен переступить этот порог. По-другому просто нельзя.
— Да, я знаю.
— Я знаю, что ты знаешь. — Девушка тепло улыбнулась. — А теперь ступай, тебе нужно отдохнуть.
Я встал, пошел к выходу, но остановился. Противоречие жгло меня изнутри, мне нужно было хоть как-то избавиться от него. Поэтому я повернулся и тихо произнес:
— Ты права, это не человек. Они те, кем человеку стоило бы быть.
Лея опустила голову, но я видел то же самое противоречие в ее глазах.