Ехал я долго, часа два с половиной. Большая часть дня уже прошла, постепенно приближался вечер. По пути я видел несколько Вай… Отголосков. Я все прокручивал в голове встречу с необычным Фантомом и чем старательней я ее вспоминал, тем больше вопросов у меня оставалось. Кто они на самом деле? Зачем прилетели? Что им нужно? И… при этой мысли я покрывался мурашками, меня бросало в дрожь, что такое Наследие?.. Путь пролегал сначала по шоссе, затем по проселочным дорогам, некоторое время я просто ехал через поля, а потом, уже в конце, пошел почти настоящий серпантин.
Сердце бешено колотилось в груди, когда цифры на навигаторе сменились с сотен метров до десятков, а глаза мои увидели поднимающийся к небу столб темного дыма. До пункта назначения названного Фантомом корабль не долетел всего метров шестьдесят. Я ожидал чего угодно и, несмотря на свое плачевное состояние, готов был драться до последнего вздоха, но… Теперь, едва сдерживая ужас и приливы тошноты, я не знал что делать и говорить…
Все было в крови. Земля, деревья, кусты и трава, валуны и скальные образования. Даже дымящийся остов корабля был в большей своей степени залит кровью. И всюду валялись трупы. Изрезанные, искромсанные, расчлененные. Место очень сильно напоминало бойню, организованную бездушными маньяками с разъеденными паранойей мозгами.
Данте сидел прямо на земле, в груде истерзанных окровавленных трупов. Лицо и волосы его были красными от засохшей крови, даже непонятно откуда возникший черный кожаный плащ, с высоким воротником, и тот казался не черным, а скорее бардовым. Но сквозь всю эту мертвую алую маску ярко-ярко мерцали в медленно опускающемся солнце, невероятно живые и глубокие светло-серые глаза. Красные руки сжимали такой же красный меч. Краснота потрескалась от жары, и казалось, что сквозь алый лепесток розы просачивалась стальная роса.
Я не знал что сказать, да и надо было? Бегло окинув взглядом мертвую картину, я поднял голову. Вся широкая площадка, на которой разыгралось действо, обставленная природой скалами и деревьями, спускалась, ну или если угодно, поднималась, под небольшим углом и оканчивалась напоминающим полукруг гладким обрывом. Заметив его и не в силах справиться с порывом, я медленно и осторожно подошел к его краю. И тут у меня перехватило дыхание. Его и так перехватывало от боли, но это ощущение… как летишь вниз на качелях, или видишь внезапно любимого человека, или узнаешь какую-то новость, на мгновение делающую тебя счастливым. Этот перехват был как раз из таких. Гора была высокой, я находился на самой ее вершине и с нее открывался потрясающий вид на город. Город и леса, озера и реку в дали, горы, прячущиеся за горизонтом и прикрывающиеся облаками. Я видел все, так четко, так близко, казалось можно протянуть руку и коснуться вон того здания, или сорвать листок с того дерева. И очень хотелось схватить эту чертову громадную башню, вырвать ее к хренам и запустить в стратосферу. Да, я видел ее и различал много темных точек, летающих над городом. И разглядел громадных роботов, шагающих между домами… Зрелище было куда масштабней, чем запись с маленькой камеры Танка. А если мысленно откинуть признаки присутствия пришельцев, то картина вообще была маслом.
За спиной послышался лязг. Обернувшись, я увидел, что Данте встал. Меч его был воткнут в грунт, полы длиннющего плаща едва не касались земли. Он потер лицо руками, отчего оно стало напоминать зебру — красная полоса, светлая полоса, красная, светлая, затем смачно сплюнул и, кинув взгляд на дымящийся корабль Скринов, повернулся ко мне.
— Напомни мне, в следующий раз, когда ты предложишь поучаствовать в какой-нибудь бредовой затее, послать тебя куда подальше.
Как в кино. Словно в замедленном действии, под атмосферную эпическую музыку, ребята медленно поворачивали головы, распахивали широко глаза, поднимались с мест. Они все были в общей зале, заставленной сумками, рюкзаками, тюками, стол был завален оружием, боеприпасами. Они собирались бежать, как я и просил. Они знали, что нам не вернуться. Они… с бесконечным водоворотом ужаса, тревоги и залитой слезами радости, смотрели на нас…
Домой… хм, действительно, пещера стала нам домом… мы добрались поздно ночью. Большую часть пути проехали на машине, но потом, из-за слишком густого леса и чересчур высоких холмов вырастающих в горы, машину пришлось бросить. С каждой минутой мне становилось хуже. Любое, даже самое малейшее действие, будь то шаг или вздох, вызывали жгучую боль, которая, как будто становилась все сильней. Мой организм заставлял меня все сильнее сгибаться, в отличии от моего сознания прекрасно понимая как сделать мне лучше. Пожалуй, это то, что мы называем интуицией. Я стал падать. И падал все чаще и чаще. Наконец я упал практически ревя от боли, перевернулся на спину, обхватил руками грудь и понял, что дальше идти не могу. Я был готов ко всему, да и вообще удивительно было, что нам не встретился ни один отряд, ни одна тварь по пути. Я хотел было сказать, выдавить из себя очередное самопожертвование, но Данте, который не проронил ни единого слова с того момента как мы спустились с горы, подошел ко мне и взял меня на руки, держа одной рукой под согнутые ноги, а другой под спину. Он держал меня в том положении, в котором мне было легче всего. И он пошел, серый как пепел, с потемневшими глазами, с жутким синяком на всю левую половину лица, с пылающим от старых и новых ран телом. Не говоря ни единого слова. Он шел через лес, продирался сквозь ползучую поросль, взбирался на валуны и шел вброд через водоемы. Он спотыкался о корни и камни, ноги подкашивались от усталости, но каждый раз его руки все крепче напрягались и я чувствовал, что он делал все, чтобы уберечь меня от лишних сотрясений. Чтобы я не испытывал боль… Я не знаю сколько мы шли. Меня одолевала дремота, я засыпал, но почти сразу просыпался. В горле горело, я горел сам, болела голова, но ничто не могло заглушить боль в груди.