— Да, — сжав губы, согласно закивал Данте, — как и мне.
— А ты чего не спишь?
— Да, собственно, — он смотрел на стол, не поднимая на меня глаза, — как раз собирался. Нужно только в оружейной взять пару жилетов и — манифик!
— Не понял. А нафига тебе жилеты?
— Здрасьте! — Он поднял на меня возмущенное лицо. — Тут вообще-то не Окинава.
— Эм?.. — Снотворное все же подействовало — мысли вдруг стали тягучими и заме-е-е-е-едленными.
Данте внезапно стал спокойно-серьезным.
— Я с Катей расстался. — С крохотной улыбкой сказал он. — А, стало быть, с комнатой тоже.
— Как? Но-о-о…
— Да вот так. — Он опустил глаза, опять уставившись в стол. — Помнишь, я говорил тебе про мир? Вот я нашел свой мир, завоевал, а что делать с ним… Так до конца и не понял. — Он хмыкнул и сжал губы. — Ребенок устроил истерику, кричал и плакал, нервировал мать и она, из последнего, отложенного на хлеб бабла, купила ему этого чертова робота. А когда они шли домой, он просто бросил его в лужу, потому что за прошедшие тринадцать минут, он перестал быть ему интересен. — Он посмотрел на меня, абсолютно спокойно, пугающе спокойно. — Я добивался ее с двенадцати лет. В пятнадцать добился. А в восемнадцать… Желаю тебе не ошибиться, а то… как-то некрасиво вышло. Она расстроилась.
— А ты?
— Я тоже. Тут все-таки холодно, зато задница в холоде так гореть не будет. Так что, в общем все сбалансировано.
— И ты… — я не договорил. Если честно, странное спокойствие Данте меня немного пугало. Я списывал это на пережитый им стресс, но он выглядел абсолютно нормально.
Он снова хмыкнул. И внимательно посмотрел на меня.
— Мы слишком много времени и сил отдаем ненужным вещам. Переживаниям например. Они занимают так много места и времени, а ведь по сути… жизнь может оборваться в любой миг, ты можешь даже этого не заметить. Поэтому не стоит переживать, нужно жить дальше. И быть честным. С самим собой в первую очередь. — Его лицо стало бледным, голос немного подрагивал. — Тогда жить станет немножечко легче.
2.12
Было тепло. И сладко. Эта сладость раннего утреннего сна, сна от которого совсем не хочется отрываться. Сна, в который ты погружаешься как в вату, он обволакивает тебя с каждого бока, тебе мягко как на облаке и тепло как в наполненной горячей водой ванне. Сна, во время властвования которого приходят самые яркие сновидения, которые потом, как бы ты ни пытался, ты не можешь вспомнить.
Вот, как и со сновидениями, когда я открыл глаза, я ничего не мог вспомнить. В первую секунду, когда мои тяжелые веки, подрагивая, открылись, я не мог понять где я находился, что происходило вокруг и даже, какой сейчас год. И тут же, вместе с покалываниями и мурашками дремоты, как назойливая девушка, которой ты давно уже все объяснил, ко мне пришла боль. На этот раз не только в груди — везде. Тело ломило так, словно меня сунули в эпицентр ядерного взрыва, после чего соскребли остатки и хорошенько прокрутили в мясорубке. Болело все, от пяток до кончиков волос. Кряхтя и постанывая, я приподнялся и с меня съехал теплый плед, которым я был укрыт до самого подбородка.
— Ну и как ты это объяснишь?
Перед лицом возникла суровая мордашка Леи. Я похлопал глазами, повернулся.
— Я же говорил, что налимонит.
Лешка сидел напротив, на другой стороне стола, рукой подпирая самодовольную мину.
— Д-доброе утро? — Осторожно произнес я больше вопрос, нежели пожелание.
— Доброе, блин! — Лея оперлась о стол, склонившись надо мной близко-близко. — Слейвин, ну что это такое?
— Прости. — Криво улыбаясь ответил я. — Я пытался, честно.
— И?
— И-и-и-и… прости.
Девушка взмахнула руками и отошла.
— Ведь сказала же, хоть эту ночь проведи у меня — тебе же лучше! Нет, надо все по-своему сделать! С приятелем поболтать полночи.
— Я тут совершенно не причем! — Данте изобразил тотальное изумление. — Он сам пришел. Сама знаешь — он сам приходит, сам все делает, а потом все страдают и попки пылают. — Он нахмурился, смотря мне в глаза. — Моя в первую очередь.
— Завянь. — Я попытался встать со стула на котором умудрился заснуть, но комбо из жилета с болью в груди и спине, настоятельно убедили меня не рыпаться. — Сестренка, прости, я пытался заснуть, но… мысли и-и-и… все такое.
— И все такое. — На выдохе, покачивая головой, произнесла Лея и достала из кармана шприц. — Руку давай.
Лучше было молчать. Молчать и повиноваться. Дал руку, проследил как лекарство исчезло под кожей, согнул руку зажав ватку и глянул на Лею.
— Не злись.