Удивить корреспондента я смогла, когда он спросил, кому на большой земле он потом может отдать мои партизанские фото со мной. И я строго-настрого наказала ему, что все-все фото, на которых есть я, он должен напечатать отдельным тиражом, положить в хороший конверт, и сдать в архив своей газеты. На самом конверте крупно написать, что этот конверт представитель газеты или работник архива, должен доставить по такому-то адресу, но именно вот в эту, написанную мной на нём дату! А дату я написала, на момент известия о моей смерти в лагере. Не ранее! И был ему для этого дан мой собственный домашний адрес и телефон. У нас с мамой и папой, так, на всякий пожарный случай, мало ли чего в жизни может случиться, был оговорён особый жест в положении рук. Всё очень плохо, или наоборот означающий, что со мной всё в порядке. Родители, посмотрев на эти фото, не смогут не заметить на них этого знака. Мне даже интересно стало, а я, если не погибну на войне, сама до этого дня доживу? Хотя вряд ли.
Вот так и живём. Воюем, горюем, радуемся. Сегодня Семён пришёл к нашей женской палатке, и привычным стуком палочек друг об друга, вызвал меня из палатки на улицу. Когда же я вышла, он вытащил спрятанный за спиной букет ромашек, и уже не стесняясь выглядывающих на нас из палатки женских глаз, протянул его мне.
- Рядовая Пелагея, если вы ничем не заняты в данный момент, не пойдете ли со мной на прогулку по лесу, а заодно мы вместе наши посты проверим?
Приняв у него букет, я опустила в него своё враз покрасневшее лицо, и согласно кивнув, шагнула на тропинку, ведущую в лес. Мы шли, разговаривали и вдруг Семён спросил меня, когда мне исполняется восемнадцать лет?
- Так уже … стукнуло.
- Уже? Ну и отлично, - Семён вытащил из кармана гимнастёрки платочек, и развернув его на ладони, торжественно достал из него два самодельных кольца.
- Пелагея. Не мастер я красиво выражаться, не научен. В общем так, я … хочу тебя спросить и услышать честный ответ. Понимаешь … . Я люблю тебя и очень хочу … чтобы по жизни ты всегда шла рядом со мной. И вот я спрашиваю тебя, согласна ли ты выйти за меня замуж?
Вот он момент истины, после которого вся моя жизнь точно круто изменится, пробежало в моей голове. Надо решать, что делать. Решать сейчас, сию минуту. Позабыть кем я был и полностью отдаться чувствам той, кем я стал сегодня … или уйти в сторону и жить возможно, да что там возможно, скорее всего, точно, тщетными надеждами на возврат?
- … Сенечка, милый … я … я согласна. Только … давай … пока с детьми чуток подождём, вот кончится война и тогда … я хоть троих тебе рожу, а сейчас … рано мне … да и воевать нам надо. А?
С ума можно сойти. Внутри меня остатки моего прежнего я, вроде даже взбрыкнуло от таких слов, мол, остановись дура, что ты делаешь, что творишь? А если вдруг чудо переиграет всё назад? На что сердце девушки ответило, будь что будет! Если даже Марк вернётся в своё будущее, то Пелагея то всё равно останется здесь, так почему нужно обязательно расстроить её жизнь и отвергнуть человека, который ей люб? И слабый голос Марка во мне окончательно замолчал.
А потом мы с Семёном целовались, и … любились забыв про всё и вся. Господи прости меня грешную, но я тут же напрочь забыв про свои же сказанные слова, сама, отдалась в руки моего, только моего любимого, и мне … было хорошо. Чувство счастья и волны наслаждения накатывали и разбивали любые мои мысли о последствиях этого безумного поступка. Я просто забыла о том, что может последовать за мигом нашей любви, сейчас мне было всё равно. Я была любима и этого мне было достаточно. Всё же правильно папа говорил, что все бабы дуры!
Спустя десять дней в штабе отряда мы официально оформили наш брак. Нам была оформлена и выдана справка о том, что гражданка Пелагея Ивановна Смирнова вступила в законный брак с Семёном Павловичем Кировым и приняла его фамилию. Были свидетели, была свадьба и конечно, было всё остальное тоже. Как положено уже между мужем и женой. В эти два дня данных нам как молодожёнам на короткий медовый месяц, для нас существовало одно сегодня, а о завтра, нам думать вовсе не хотелось.
Да, потом снова придут будни, но в них уже будет забота друг о друге, беспокойство и короткие ночные часы любви.
На утро третьего дня нас с Семёном вызвали в штабную палатку, и мы с мужем снова включились в военные дела отряда.
- Итак, товарищи, вчера с большой земли пришёл приказ взорвать склад с горючим по накапливанию топлива для фронта. Смотрите, вот он, в малом подлеске у села Большая Кутя, - капитан Крынкин поправил сворачивающийся угол карты и придавил его планшеткой. - На сегодняшний день там его уже хватит для недельного снабжения не одной танковой дивизии. На всё про всё, нам ребятушки дано три дня, потом начнётся его отгрузка. Что будем делать?
- Осип Васильевич, а что нам известно про его охрану? – влезла я в обсуждение. - Посты, зенитки, и кем они его охраняют?
- Кем охраняют? Местный товарищ, тот, что у них при комендатуре служит истопником, говорит, что на складе в основном сами немцы, но бывают и румыны. По крайней мере авто часть, что привозит со станции бочки с топливом, состоит из водителей румын.
Мой Семён задумчиво постучав карандашом по карте снова спросил, - так, а про посты, он ничего не рассказывал? План склада и местности есть? Где какие есть огневые точки, где пушки, где стоят пулемёты? Не может быть, что так всё просто было. Ну не верю я в простоту немцев. Они педанты, а значит, своё дело хорошо знают. Ведь случись, что на воздух вместе со складом и сами взлетят. Нутром чувствую, есть там сюрпризы и для нас, и для авиации. Раз наши самолёты их разбомбить не могут, то прикрытие точно не пустяковое.
- Что есть, то есть, - подтвердил капитан. - Плохо то, что на территорию склада нашим входа нет. Никому. И мина магнитная у нас есть, правда всего одна, притом последняя. Но как нам её на склад протащить, я не представляю. Думайте народ, думайте.
М-да, а всё же не зря я столько книжек в своём будущем про диверсантов читала, не зря. Попробуем изложить народу вот такой способ.
- Товарищи, а если сделать так чтобы нашу мину, на их склад ввезли сами немцы? - выпалила я.