«Похоже, приехали», – подумал он, быстро натягивая на себя свитер.
– Крылов! – услышал он свою фамилию и, схватив небольшой вещевой мешок, устремился к выходу из вагона.
Александр быстро бежал к выходу, не останавливаясь, потому что здесь нельзя было задерживаться. Конвой из Тамбова отличался особо жестким отношением к осужденным. В лучшем случае он мог получить сильный удар прикладом по любому месту его тела, в худшем – на него могли натравить одну из громадных собак, которые рвались с поводков и норовили вцепиться в человеческую плоть.
Крылов выскочил из специального вагона и, увидев сидевших на корточках заключенных, сразу же принял подобное положение. Солдаты внутренней службы были одеты в белые армейские полушубки, на ногах практически у всех были серые валенки. Их было человек пятнадцать – семнадцать. Они стояли полукругом, направив на них свои автоматы.
– Шаг влево, шаг вправо, прыжок, расценивается как попытка к бегству. Конвой стреляет на поражение! Всем понятно? – изрек молоденький лейтенант, постукивая своими хромовыми сапогами.
Ему было очень холодно и неуютно в серой офицерской шинели. Он постоянно прятался от ветра за широкими спинами солдат конвоя и похлопывал одетыми в черные перчатки руками. Неожиданно он остановил свой взгляд на Крылове.
– Ты что уставился? Может, тебе не все понятно? Если еще раз посмотришь на меня, то получишь по морде. Ясно, вошь арестантская?
Александр оторвал свой взгляд от его начищенных до блеска сапог и снова посмотрел на офицера. Перед глазами все поплыло и он, схватившись за разбитое ударом сапога лицо, упал в грязный серый снег. Когда он открыл глаза, перед ним стоял все тот же лейтенант. Носок его начищенного до блеска сапога был в его крови.
– Надеюсь, ты хорошо усвоил этот урок! – произнес он и громко рассмеялся. – В следующий раз получишь сильнее.
Крылов сплюнул на снег два выбитых ударом сапога зуба и снова посмотрел на него.
Очнулся он уже в больничной палате. Ему трудно было дышать. Он хотел повернуться на бок, но сильная боль моментально сковала его тело.
«Похоже, сломаны ребра – подумал он. – Поэтому и дышать трудно».
– Вот и очнулся! Значит, будешь жить, – услышал он незнакомый мужской голос. – Я уж думал, что ты совсем окочурился. Похоже, сильно на тебе оторвался лейтенант.
– Где я? – спросил Крылов нагнувшегося к нему мужчину. – Как я тут очутился?
– Ты в больничной палате специального учреждения УЩ-349/ 13 города Нижний Тагил. Приходилось раньше бывать? Вот и мне…
– Что это за учреждение?
– Это специальная исправительная колония, в которой отбывают свой срок бывшие сотрудники правоохранительных органов и военнослужащие Советской Армии. Что? Ни разу не слышал об этой колонии? Ничего, не только услышишь, но и почувствуешь, что это такое. Ты знаешь, ты был весь синий, как баклажан. Одна сплошная гематома.
– Я ничего не помню. Я просто посмотрел на молодого лейтенанта и больше ничего не помню.
– Не ври мне, парень. Насколько я знаю, он до этого выбил тебе два зуба, но ты снова посмотрел на него. Дерзость здесь не приветствуется.
– Не помню. Помню только блестящий сапог и все.
Мужчина засмеялся.
– Благодари бога, что так легко отделался. Могли бы совсем затоптать. Здесь, брат, прав тот, у кого больше прав. Ты за что осужден?
– Не знаю. Мне кажется, ни за что.
Мужчина снова улыбнулся. В его глазах сверкнул какой-то хитрый огонек.
– Здесь все сидят ни за что. В чем тебя обвинили?
– В невыполнении приказа, унижении старшего по званию начальника. А, если короче, то за личные неприязненные отношения с дальним родственником одного крупного воинского начальника.
– Да, не повезло тебе, брат. Эти люди хорошо помнят и никогда не забывают нанесенные им обиды. Я слышал, тебя притащили сюда из Афганистана?
– Да. Все там и произошло.
Мужчина нагнулся надо ним и приложил к его пересохшим и разбитым губам стакан с водой.
– Вот, попей немного. Наверное, пить хочешь?
Александр сделал несколько глотков и почувствовал сильную боль. Закрыв глаза, он снова провалился в небытие.
* * *
В больничке Крылов провалялся около месяца. Врач, который осматривал его перед выпиской, похвалил.
– Ты молодец, Крылов! Сразу чувствуется, что ты бывший разведчик. У тебя необычайное желание жить, а это здесь самое главное. Я думал, что ты не выживешь, а ты оклемался. Пока я тебя освобождаю от тяжелых работ, но ненадолго. Думаю, что через неделю, ты совсем окрепнешь.