Моджахеды дождались наступления темноты и под покровом ночи предприняли несколько попыток подавить огневые точки русских. Однако и в этот раз ничего у них не получилось. Им снова пришлось отходить назад, теряя убитых и раненых.
Положение русских тоже было критическим. К утру двадцать седьмого апреля в живых оставалось лишь трое военнопленных. Они уже не мечтали выжить в этой огненной мясорубке, и каждый из них думал лишь о том, как бы дороже продать свою жизнь.
Отбив последнею атаку моджахедов, они вскрыли склад с взрывчаткой и закрылись в нем. Через щель в воротах склада они увидели, как территорию бывшего лагеря заполняют удивленные и озлобленные сопротивлением моджахеды. Раздалось несколько одиночных выстрелов – это разъяренные сопротивлением моджахеды добивали раненных русских военнопленных. Когда моджахеды окружили воинские склады, раздался оглушительный взрыв. Затем последовало еще несколько мощных взрывов. Реактивные снаряды, хранившиеся в одном из складов, словно ракеты, разлетались в разные стороны, накрывая взрывами огромную территорию вокруг этих складов. Все было кончено. В этом бою за кишлак Бодабер моджахеды потеряли лишь только убитыми около двух сотен своих бойцов, около семи сотен были ранены и изувечены.
Александр замолчал и посмотрел на Сергея Ивановича. Он был просто подавлен его рассказом.
– Крылов. Ты говорил, что наши военнопленные захватили радиостанцию? Почему они не вышли на наши части и не попросили у них помощи?
– Во-первых, насколько я знаю со слов этого майора, радиоразведка нашей сороковой армии фиксировала эти обращения, их слышали и наши летчики, однако оказать какую-то помощь они не могли. Лагерь находился на территории суверенного Пакистана и наши не решились перейти границу, так как думали, что это радио игра разведки Пакистана. А во-вторых, помимо воли самих военных, нужна была и политическая воля нашего правительства, которой не оказалось в тот момент.
Сергей Иванович молчал. Молчал и он. Александр устал и перенесенная недавно операция, заметно сказывалась на его состоянии. Еще минут тридцать назад ему казалось, что он готов подняться и направиться к себе в отряд, сейчас же он чувствовал себя лишенным сил.
– Слышишь, Крылов, а причем здесь ты и этот кишлак в Пакистане?
– А притом, Иванович, что правительство нашего государства забыло об этих ребятах, сложивших свои головы в этом горном кишлаке. Их почему-то забыли, и наградить – пусть посмертно, но наградить. Ты помнишь слова товарища Сталина, сказанные им во время войны?
– Это о том, что у нас пленных нет, есть предатели, – ответил он ему. – Помню.
– Вот и я помню. Прошло сорок лет после войны, а ничего не изменилось. Наверное, там были и такие, кто добровольно перебежал на сторону моджахедов, кто-то потерялся, кого-то, возможно, захватили в плен, когда они вышли из воинской части, решив нарвать винограда. Главное не в этом. Главное, что они подняли восстание и погибли с оружием в руках. Вот и с меня сняли орден Красной Звезды, Боевого Красного Знамени и не дали вторую звезду, словно я никогда и не был там, в Афганистане. Скажи мне, Сергей Иванович, будет ли в нашей стране когда-нибудь справедливость? Когда наша страна не будет срывать ордена и погоны с невинных людей? Не знаю, почему, но этот вопрос, словно гвоздь, торчит в моей голове, мешая мне жить и думать. Вот почему я, наверное, и бредил этим кишлаком.
– Да, вопрос ты задал мне непростой, и на него просто так однозначно не ответишь. Ты давай, поправляйся, а я пойду, мне скоро на смену. Завтра к тебе подойдет Антипов. Ты с ним не спорь. Скажи, что упал в темноте и напоролся на штырь.
– Спасибо, Сергей Иванович, я все понял – прощаясь с ним, тихо произнес Крылов.
* * *
– Итак, заключенный Крылов, вы утверждаете, что сами по неосторожности упали в темноте и напоролись боком на заостренный металлический штырь.
– Все правильно, гражданин начальник. На участке никого не было, все обедали. Было темно. Я решил чуть задержаться, и когда я направился в помещение для приема пищи, споткнулся и упал. Это я потом узнал, что напоролся на кем-то оставленный металлический штырь. Никакого нападения на меня не было, это был просто несчастный случай. Все это я могу подтвердить и членам комиссии, если они меня будут об этом спрашивать.