Грачева в зале не было. Его интересы представлял молоденький адвокат. На вопрос суда, почему на заседание не прибыл сам Грачев, он встал с места и протянул председательствующему судье лист бумаги. Судья быстро пробежал глазами по документу и отложил его в сторону.
– Грачева не будет, он сейчас находится в служебной командировке. Его интересы будет представлять адвокат Гаврилов.
Возражений не последовало. Адвокат, нанятый Грачева, зачитал жалобу. В конце он попросил суд не рассматривать поданную кассационную жалобу и оставить решение Военного трибунала в силе.
Сердце Крылова екнуло и замерло в ожидании решения. Он сидел и внимательно следил за перебранкой адвокатов, которая, как правило, всегда прерывались голосом председательствующего. Вскоре суд перешел к заслушиванию свидетелей. Все они, как один, утверждали только одно – что в тех условиях, которые сложились на тот момент в Афганистане, Крылов не мог посадить Грачева в вертолет, в котором находились раненые бойцы. Этот вертолет и так был сильно перегружен и мог не подняться в воздух. Во-вторых, на подлете был еще один вертолет, и никто тогда не мог просто предположить, что он может быть обстрелян моджахедами.
Наконец, суд предоставил слово его бывшему заместителю Белоусову. Андрей подошел к трибуне, опираясь на трость. Александр видел, каких больших усилий ему стоило это сделать. Он долго молчал, стараясь восстановить дыхание. Он с замиранием в сердце стал слушать его выступление. Все собравшиеся в этом зале хорошо понимали, что от его выступления зависит все: оправдают ли его или обратно отправят в колонию.
Начал он довольно тихо и судья, прервав его выступление, попросил говорить громче. Крылов понимал, что громко говорить ему сложно, полученное им ранение легкого не позволяло говорить громко. Однако он, пересилив себя, стал говорить громко. Речь его с каждой минутой становилась все громче и громче, а обвинения в адрес полковника Грачева – все серьезней и серьезней.
– Уважаемый суд! Когда мы поняли, что остатки нашего отряда намертво заблокированы превосходящими силами противника, полковник Грачев в присутствии меня обратился к Крылову с предложением прекратить вооруженное сопротивление и сложить оружие. При этом он говорил нам, что вернуться обратно на родину нам должен помочь Красный крест или Красный полумесяц. Именно в этот момент, старший лейтенант Крылов напомнил ему, что бывает с трусами и паникерами на войне. Никаких прямых угроз оружием Грачеву не было, это я утверждаю точно.
Выслушав его, суд объявил о перерыве на два часа. Мимо Александра прошли все его боевые товарищи, каждый из которых старался всячески подбодрить его, кто своим взглядом, а кто и словами. Последней мимо него прошла Максимова. Глаза ее были полны слез и жалости. Она, по всей вероятности, только здесь, в зале суда, услышала об обстоятельствах этого дела и поняла всю суть этих незаконных обвинений.
– Я люблю тебя, Крылов, и буду любить всегда, чтобы ни случилось с тобой, – произнесла она и протянула к ему свою руку, сквозь прутья решетки.
– Не положено, – строго произнес конвоир. – Проходите, гражданочка. Останавливаться около осужденного нельзя.
Она убрала свою руку и, взглянув на конвоира, прошла дальше.
* * *
Через два часа суд снова приступил к своей работе. Заслушав возражения адвоката Грачева, высказанные в адрес выступивших свидетелей, суд оставил их без особых комментариев. Наконец судьи переглянулись и отправились в совещательную комнату.
Сердце Крылова учащенно забилось в груди, а он моментально покрылся испариной, словно пробежал без тренировки несколько километров. Он почувствовал каждой клеткой своего тела огромное напряжение, которое повисло в зале.
Александр попытался заговорить с присутствующими в зале бойцами, однако дежурный конвой быстро пресек эту попытку. Они просто вывели его из зала заседания и завели в соседнее пустующее помещение. Один из конвойных протянул Крылову сигареты.
– Кури, старлей, – добродушно произнес он. – Если все, о чем говорили эти люди, правда, то я снимаю перед тобой свою шляпу. Ну и мразь этот полковник, и как таких людей только земля носит.
Он прикурил и посмотрел на ребят из конвоя. Все они были молодыми и многие из них даже не представляли, что значит – вот так просто оказаться на войне, в полном окружении.