22 июня. Сейчас раннее утро. Я стою в полутора километрах от государственной границы с Россией. В стереотрубу мне видна как на ладони укрывшаяся в редком лесу застава русских. Железная армия фюрера, сжавшись пружиной, ждет с нетерпением той минуты, когда несгибаемая его воля укажет ей путь и она, распрямляясь, рванется вперед и сомнет все на своем пути. А вот и наступил этот момент. Торжественно раскатился над утренней солнечной землей первый, самый первый в войне с большевистской Россией залп наших орудий. Уже скрежещут траками по булыжнику дороги наши танки. В небе видна цепочка устремившихся на восток «юнкерсов». На заставе у русских начался переполох. Они в чем попало — вон один даже без брюк — носятся между зданиями… Какой восхитительный момент! Нет, надо быть поэтом, чтобы передать все это в словах… От стереотрубы меня тянет за рукав кителя мой дорогой покровитель — штурмбанфюрер. Ему тоже хочется окинуть глазами все, что творится там, во вражьем стане. Я уступаю ему место и только тут начинаю понимать, какой приятный подарок преподнес он вчера мне. Он позвонил мне поздно вечером и попросил явиться к нему. Приветливо встретив меня, он взял со стола эту карманную книжечку, в которой я сейчас пишу, и вручил ее мне, полушутливо-полусерьезно проговорив: «Записывай свои впечатления». Нет, какой он предусмотрительный! Я завидую ему, восхищен им. Он по праву занимает свое место в партии. Если каждый солдат фюрера такой, то с его армией можно идти на завоевание не только России, которая, по словам Геббельса, и без нас разваливается. С ней можно покорять вселенную.
25 июня. Дранг нах Остен! Только так. Да, только так. Русские сопротивляются из последних сил, но дни их жизни сочтены. Провидение ведет нас к цели. Рок занес над ними свой карающий меч. Еще несколько дней — и Красная Армия будет разбита, рассеяна, что даст нам возможность триумфальным маршем двигаться на восток. А дни стоят удивительные: солнце, теплынь, все кругом радует душу. Хочется ехать и ехать — куда угодно, только бы не стоять на месте. Не понимаю, что за охота обуяла наших солдат: они на привалах раздеваются догола и греют животы, теряя драгоценное время.
28 июня. Посетил свое родовое курляндское имение. Земли прекрасные. Недаром у мамаши столько воспоминаний от ее поездки туда еще в начале тридцатых годов.
1 июля. Нас ведет Провидение и Фюрер. Фюрер человек необычный, гениальный, посланный нам судьбой. В этом убеждаешься сразу, как только обозреваешь события, развернувшиеся в России. Грандиозность их неоспорима. Мы идем почти беспрепятственно, а там, где остатки Красной Армии, правильнее, остатки недобитых фанатиков, оказывают сопротивление, мы сметаем их огнем и мечом… Нет, я восхищен! Еще одна-две недели — и Россия или запросит мира, или просто поразбежится, так как контроля со стороны большевиков, по существу, сейчас никакого уже нет ни над населением, которое им еще подвластно, ни над армией, которая у них кое-где остается.
Есть сведения, что мы вышли на старую русскую границу.
6 июля. Это уже точно — пал Остров. Мы уже приготовились переезжать в Псков, который должен быть взят если не с часу на час, то в крайнем случае завтра.
В комендатуре офицер рассказывал, что войска «Центра» идут еще успешней. Он называл города, области, которые мы уже взяли: даже не верится, что скоро падет их столица — Москва. Все-таки Гитлером руководит Провидение. Бог смилостивился над нами и помогает нам в нашей мести России за все, что за века причинила она нам. Этим русским свиньям я не простил бы уже одного — уничтожения ими Тевтонского ордена на озере возле Пскова (забыл, как называется это озеро, — черт с ним, мы изменим его название) — и заставил бы за это расплачиваться неслыханной ценой.
10 июля. Я даже не подозревал, что к войне мы так хорошо подготовлены: у нас существуют даже инструкции, в каких случаях как убивать русских и тех, кто поднимает на нас хоть мизинец или является большевиком. Поражен и восхищен. Удивительная пунктуальность, четкость! Так умеют работать разве еще… часы — добротные швейцарские часы…
11 июля. От Пскова веет в душу стариной и запустением. Контрасты — цивилизация и варварство — уживаются бок о бок. Если бы не жара, можно было бы рассмотреть его получше. Не исключена возможность, что скоро войска уйдут дальше. Впереди Ленинград — старая колыбель русской революции, как назвал этот город при допросе один большевик. Да, об этом негодяе тоже стоит сказать немного. Он или ненормальный, или… боюсь сказать. Но под такими пытками продолжать упираться может только маньяк. Вы, говорит, еще за все расплатитесь, фашистская мерзость. Болван, даже не понимает, что мы не фашисты, а нацисты. Посмотреть на него приехал и мой штурмбанфюрер — не выдержал такого оскорбления и разрядил в него парабеллум, а когда увидал, что мне стало немного страшно, назидательно произнес: «Учись. Мы должны вытравить из себя наши проклятые сантименты: власть падает к ногам людей, сильных духом, а мы идем брать власть у целых народов». После этого я занимался самоанализом — сантимент у меня действительно есть и его надо самым жестоким образом искоренять через жестокость к врагам Третьего Рейха. «Никакой пощады этим варварам!» — вот наш лозунг.