— Все же странно. Сколько врагов народа выявили, а этих вот вовремя не поймали. Почему так?
Отец не ответил. Они прошли за яблони. Возле грядок, где росла клубника, возвышался холмик.
— Это и есть твой склеп?
— Это и есть. Все сделано как полагается. Рассчитано на пять мест. — Отец сел перед укрытием на скамеечку, которую смастерил, врыв в землю столбики и прибив на них доску. — Иди. Я полезу, коли нас бомбить начнет.
Соседка с сынишкой и мать были в склепе. Слышалось тревожное завывание мотора. «По одному летят», — пронеслось у Вали в голове, и она поставила ногу на ступеньку. Действительно, скоро в грохоте зенитных орудий и треске пулеметов она различила глухой взрыв, потом второй, третий… Над вокзалом подымалось зарево. Что-то горело. В небе рвались зенитные снаряды, по нему шарили лучи прожекторов, его прорезали пунктирные потоки из красновато-желтых точек от трассирующих пуль… Мать потянула Валю вниз. «Хорошо, что раненых всех с санитарного поезда успели вывезти», — думала, спускаясь, Валя.
Уже там, в склепе, Валя ощутила легкий озноб, вызванный страхом. Пересиливая его, она спросила, как ей показалось, даже с веселой ноткой в голосе:
— А поспать тут есть где?
Спиридон Ильич, спускавшийся следом, серьезно ответил:
— Не предусмотрел, но можно устроиться на одной лавке, мы и на другой как-нибудь поместимся.
Валя легла на холодную, сырую скамью, покрытую каким-то тряпьем.
— Дела-а, — растягивая слова, ворчал в темноте отец. — Никак, опять вокзал бомбит! Уж больно близко рвется. Парализовать снабжение фронта хочет, гадина!.. И над складами военными, кажись, кружит. В той стороне зенитки тоже бьют.
А Валя засыпала. Сначала ей казалось, что она таскает носилки с ранеными. Потом увидела себя среди бойцов, залегших в цепь и, несмотря на невиданный огонь врага, упорно удерживающих оборону; Валя выполняла обязанности сандружинницы. Уже обессилевшая, она все выносила с поля боя раненых, а глаза шарили по окопам и стрелковым ячейкам, отыскивая Петра, который — видела она — раз показался из-за бруствера траншеи. «Схожу туда. Может, он там кровью истекает», — твердила про себя Валя, когда возвращалась со сборного пункта раненых, а ноги вдруг перестали повиноваться. Раздался глухой взрыв… Земля под ногами ходила ходуном, расступалась. Теряя последние силы, Валя глубже и глубже тонула, засасываемая в земляную толщу, и никак не могла выкарабкаться.
Когда она открыла глаза, с потолка сыпалась земля, а мать ее шептала что-то бессвязное. Акулина же Ивановна, обхватив Кольку, плакала — тихо, словно боялась разбудить ее, Валю. Отец выглядывал из склепа и негромко говорил:
— Уймитесь! Это шальная… Разве ему попасть в нас? Мы… точка. — И спускаясь уже обратно в убежище: — В грядку с морковью попал. Весь огород, гадина, попортил.
Валя села. С замиранием сердца вслушивалась в одинокое уханье рвущихся где-то не очень далеко бомб да в неистовую стрельбу зениток, а думала о Петре.
Старший оперуполномоченный посоветовал Холмогорову с Буровым поиск диверсантов вести мелкими группами и сразу по всей территории, отведенной роте. На следующий день так и сделали.
Варфоломееву участок достался дальний. До него шли взводом, а потом рассыпались по отделениям.
Курочкин вывел свое отделение на лесную опушку.
По косогору раскинулось ржаное поле. Град обошел его стороной, и рожь стояла здесь невыбитая, густая, сильная.
Нигде не было видно ни души.
Карпов поставил к ногам коробку с дисками от ручного пулемета Чеботарева и, восхищаясь рожью, залитой лучами солнца, начавшего уже припекать, растянул:
— Хоро-ша-а! — Он посмотрел на Чеботарева, который мало что понимал в хлеборобстве, так как вырос на севере Сибири, и добавил: — О таку косу сломаешь.
Далеко в поле Закобуня заметил шалашик. Красноармейцы настороженно посмотрели на его чуть поднявшийся над рожью темноватый конус. Послышалась команда Курочкина, и отделение, крадучись, пошло вперед цепью. Потом ползли.
Метрах в пятидесяти от шалашика Чеботарев увидел среди ржи валун. Подобравшись к нему, неслышно раскрыл ножки пулемета и бесшумно поставил их на скользкий камень. Рядом, все же брякнув коробкой, примостился Карпов. Шипя на него, Чеботарев стал прилаживаться для стрельбы по шалашу.
Курочкин был уже где-то справа от шалаша, а Закобуня и Сутин — слева. Другие бойцы подползали к нему с тыла.