Из дому Саша вышел уже поздно. Направился к пруду. Навстречу, рассыпаясь по дворам, шло стадо коров. Коровы, мыча, останавливались — звали своих хозяев. Из-за рева не было слышно, играет ли гармонь. Пройдя правление колхоза, Саша увидел за плотиной, у березовой рощи, девчат и парней. Подойдя к ним, без церемоний подхватил Маню под руку и повел к роще. Удаляясь с нею, шутливо щипал ее за бедро. Говорил:
— Вот и снова я у вас. Замуж не вышла, значит? Смотри, в девках так и засохнешь.
Маня молчала. Когда были уже в роще, остановилась.
— Что-то ты поешь не то, соколик? — угрожающе посмотрела она на него. — Смотри, от меня ты ни к кому не уйдешь. Я тебя где хочешь найду и никому не отдам, а уж этой беженке и подавно.
— Какой беженке?
— Знаем какой. Мать твоя всей деревне нахваливала ее. Говорила, будто ты с ней и работал даже в Пскове вместе.
«Растрепала», — обругал в сердцах мать Саша, а вслух сказал:
— Ерунда это.
Маня была ревнива, но глуповата и доверчива. В словах Саши, показалось ей, таилась правда, а то, что Надежда Семеновна в поле намекнула, будто у сына с этой горожанкой не просто знакомство по работе, так это — ну конечно же! — материнское желание, выданное за правду. И Маня потянула Сашу дальше в лес. Прижавшись к нему, думала, что он у нее один-единственный и никому она не отдаст его. Ей представилось, что вот все уляжется и он женится на ней и увезет ее в город. А если… если ей изменит — своими руками задушит, отравит… А Саша в это время прикидывал в уме, куда вести Маню. Полянка, на которой они бывали в прошлом году, далековато. На месте, где встретили майскую ночь, видно, опять пасут коров в дневную жару, и поэтому там грязно. И странным показалось ему: давно ли стал жить в городе, а вот в родной округе уже как в чужом доме.
Глава вторая
Холмогоров был прав, когда говорил, обходя на УРе позиции своей роты, что немцы пойдут через кустарник и болото.
Когда у гитлеровцев сорвалась первая атака, вторая, третья, они пыл поубавили. Начали выдвигаться ближе к позициям роты, окапываться… Весь в грязи, с порванным рукавом, — задело осколком! — Буров вбежал в блиндаж и крикнул Холмогорову:
— Захрясли! Захрясли, говорю, фашисты! Не получилось с наскока!
Они оба вышли из блиндажа. Показавшись над бруствером, спокойно глядели в сторону немцев. Холмогоров задумчиво говорил:
— Вот тебе и блицкрах… С ходу тут, брат, ничего не сделаешь. Нас нахрапом не возьмешь. Почешут еще задницы.
Буров хитро усмехнулся:
— Значит, полагаешь, устоим?
— А ты… не полагаешь? — вскипел было Холмогоров, но, увидев хитроватую улыбку политрука, тут же остыл.
— Мне полагать нечего, — посерьезнел Буров. — Я уверен, и уверенность свою мне надо передавать бойцам. Вот моя задача. А что силы сравниваю… что ж, мы должны быть реалистами: войско у Гитлера сейчас очень сильное: десять лет готовился к войне с нами. На это ему капиталисты денег валили валом. Цели-то у них одни: разделаться с первым в мире социалистическим государством… Не понимают, олухи, что за нашим общественным строем будущее. Будущее, за которое весь народ готов кровь отдать.
— Агитируй, агитируй, — вставил, лукаво поглядев на Бурова, Холмогоров. — Добавь еще: «А народ, как учит марксизм, победить нельзя, если он защищает свои, кровные интересы…» — И, вдруг схватив висевший на груди бинокль, стал смотреть на кустарник за болотом.
— Не иронизируй, — обиделся Буров. — Я не агитирую, а просто думаю вслух. Вперед заглянуть хочется…
Буров замолчал, потому что понял: Холмогоров, чем-то обеспокоенный, его не слушал больше. Вглядываясь в сторону немцев, политрук старался определить, что там происходит, но простым глазом ничего не видел.
Оторвавшись наконец от бинокля, Холмогоров пристально посмотрел на Бурова и сказал:
— Мы вот строим тут с тобой прожекты насчет «вперед заглянуть», а нам надо не об этом думать, а как сбить спесь с гитлеровцев вот сейчас, здесь, сию минуту.
— А что случилось? — не понял Буров.
— Что? Немцы сейчас выдвигаются через кустарник к болоту. Видно, оттуда ударить хотят.
Холмогоров торопливо пошел в блиндаж, соединился по телефону с Похлебкиным. Буров, остановившись в проходе, слушал, как командир роты говорил в трубку об обстановке, складывающейся на его участке обороны, и о том, что считал необходимым несколько видоизменить систему взаимодействия огневых средств.