Еврейские солдаты из кантонистов после коронационного манифеста 1856 г. возвращались к своим родителям:
Солженицыну полезно знать, что, в отличие от всех остальных, именно евреев-кантонистов домой не отпускали, - впрочем, у меня, надеюсь, еще будет возможность высказаться на эту тему. По Солженицыну, в 60-е гг. не утихла борьба между раввинатом и хасидами (с. 171), хотя к этому времени она уже давно сменилась объединением этих двух сил против общего врага ассимиляции.
Вот еще один, поистине гениальный перл: "А если бы значительный еврейский массив не перешел из тесной Польши в обширную Россию - то и вообще не возникло бы понятие "черты оседлости"" (с. 120).
Вот ведь как - оказывается, не Россия пришла к евреям, заняв в результате трех разделов всю правобережную Украину, Белоруссию и территорию будущего Царства Польского, а евреи по своей доброй воле перешли из Польши в Россию. То есть - сами виноваты, что образовалась пресловутая черта.
КОНТЕКСТ
Точно так же, как Солженицын замалчивает мнение тех источников, из которых он берет цитаты, он последовательно игнорирует исторический контекст. Весь польско-украинско-русско-еврейский узелок автор книги "Двести лет вместе" не распутывает, а разрубает - легко, с плеча, одним завидным ударом: так, например, по Солженицыну (идущему след в след за Шульгиным), евреи "омужичили" некогда сильное русское мещанство в Юго-Западном крае, поэтому такими слабыми оказались малороссийские города (с. 300).
Откат от реформ, совпавший со второй половиной правления Александра II и доведенный до открытой контрреформы Александром III, не упомянут. На этом фоне ограничение приема евреев в университеты преподносится Солженицыным как вынужденная мера самозащиты государства от наплыва евреев, жаждущих получить образование, а не как обыкновенное свертывание реформ и отказ от обещаний, данных правительством (с. 181).
Полное забвение экономического контекста, намеренное замалчивание стремительнейшей пауперизации евреев северной части черты оседлости в последнюю четверть XIX в. приводит к тому, что вдруг, с бухты-барахты "крепостью Бунда" становится "северо-западный край". Мол, дух витает, где хочет: захотели евреи обосноваться где-нибудь вокруг Гродно и Вильно, чтоб недалеко от северной столицы империи - чего им стоит! Поскольку Солженицын начисто игнорирует польский контекст и Малороссия у него (без различия право- и левобережной Украины) оказывается исконно российской, то и еврейское присутствие в Малороссии, насчитывающее к XVIII в. как минимум четыре столетия, преподносится как благожелательство русских царей (с. 26-27).
В целом, читая книгу, проникаешься глубоким чувством благодарности русской земле, подарившей евреям ну буквально все, "всю образованность и все богатство" (с. 305), даже "печатную культуру на идиш, которой раньше не было" (с. 455).
Аж слеза прошибает.
Солженицыну невдомек, что эта печатная культура существует с XVI в., что в России долгое время был запрещен идишистский театр и что все идишистские издания во время Первой мировой были закрыты как шпионские запрещалось даже письма на фронт писать на идиш (тем не менее в книге говорится об идишистской прессе 1915 г.).
Но для автора книги это не преграда, ведь Россия, как известно, родина слонов, а значит, и дарохранительница идишистской печати.
ЧИТАТЕЛЬ
Разумеется, Солженицын не забывает о читателе - в том числе и о еврейском, и о либеральном, о том, кто будет читать его книгу пристрастно. Для него, жаждущего хоть какой-нибудь объективности, хоть глотка правды и надежды, в тексте разбросаны (не то что бы уж очень часто) красивые патетические сентенции. Вроде: "духовная беспомощность наших обоих народов", "мы копали бездну с двух сторон", "евреи всех нам ближе" (с. 405, 468).
И читатель с радостью накидывается на них - вот ведь как мудро, какая прямота и честность! - заглатывает наживку, а вместе с ней - и всю книгу.
Нет, солженицынская книга, вопреки постулатам автора, - не средняя линия в понимании истории евреев России, а самая что ни на есть антиеврейская, да еще приправленная псевдонравственными сентенциями и обставленная псевдоакадемическими атрибутами.
Но ссылки, цитаты и авторитетные имена вряд ли способны затушевать крупный план солженицынского полотна.
Хочет того Солженицын или нет, но его книга закрепляет все самые лживые, дурные, безосновательные, предрассудочные и, увы, ультраконсервативные представления о евреях, сложившиеся в традиции русской мысли.
Как это происходит" Приведу один любопытный пример. В украинских фольклорных песнях, датируемых концом XVIII - началом XIX столетия, есть упоминание о жидах-арендаторах, взимавших мзду с православных прихожан за право исполнять в церквах духовные требы. Тем самым как бы задним числом оправдывалась жестокость хмельнитчины и гайдаматчины. Вскользь упомяну, что еврейский закон категорически запрещает практику аренды культовых зданий других народов, рассматривает ее в ряду трех самых страшных преступлений (авода зара, гилуй арайот, шфихат дамим).
Кроме того, украинская историография пока не зафиксировала ни одного случая отдачи церквей евреям в аренду. Опираясь на свою профессиональную интуицию, Костомаров считает легенду достоверной. После него эту легенду заимствуют - теперь уже как правду из авторитетного источника - правый публицист Катков и еще более консервативный газетчик Шульгин. Солженицын упоминает об аренде "хлопских", то есть православных, церквей евреями и добавляет: "как сообщает ряд авторов - Н.Н. Костомаров, М.Н. Катков, В.В. Шульгин".