— То, что принадлежит ему по праву рождения... — тихо повторил Сарьон, с мучительной горечью в голосе.
— Что?
— Ничего, милорд. — Каталист снова потер глаза. — Я думаю, вы правы.
Но Сарьон выглядел таким расстроенным и несчастным, что Гаральд участливо добавил:
— Знаете, что я вам скажу, отец? Я постараюсь сделать все, что в моих силах, чтобы помочь юноше — чтобы у него был хотя бы призрачный шанс преуспеть в достижении цели. Я научу его защищаться на тот случай, если он угодит в неприятности. Я считаю, что, по крайней мере, это сделать для него я обязан. В конце концов, он спас нас от подлого предательства со стороны Блалоха. Мы в долгу перед ним.
— Благодарю вас, ваша светлость. — Сарьон как будто немного успокоился. — А теперь, милорд, надеюсь, вы простите меня — я хотел бы лечь спать...
— Конечно, отец. — Принц встал и помог подняться каталисту. — Простите, что так долго задерживал вас разговорами, но мы говорили на такую интересную для меня тему. В качестве ответной любезности я приготовлю для вас постель. Тончайшие шелковые простыни и мягкие одеяла. Но может быть, вы предпочтете спать в шатре? Я могу наколдовать...
— Нет, постели у костра вполне достаточно. Признаться, это гораздо лучше того, к чему я привык, ваша светлость. — Сарьон устало поклонился. — Кроме того, я только сейчас вдруг понял, как устал. Мне все равно, на чем спать. Наверное, я даже не почувствую разницы между лебяжьим пухом и сосновыми иголками.
— Хорошо, отец. Желаю вам спокойного сна. И еще, отец... — Гаральд положил руку на плечо каталиста. — Не терзайтесь из-за смерти Блалоха. Это был злой человек. Если бы вы оставили его в живых, он убил бы Джорама и завладел темным камнем. Джорам действовал по воле Олмина, его рукой исполнилось божественное правосудие.
— Возможно, — вяло сказал Сарьон. — Но для меня убийство все равно остается убийством. Джорам так легко убивает — слишком легко. Ему кажется, что таким образом он обретает силу, которой лишен в магии. Желаю вам спокойной ночи, ваша светлость.
— Спокойной ночи, отец, — сказал Гаральд, обдумывая слова каталиста. — Да пребудет с вами благословение Олмина.
— И в самом деле, да пребудет... — пробормотал Сарьон и отвернулся.
Принц Шаракана просидел у костра до рассвета и ушел в свой шатер, только когда звезды померкли и небо начало светлеть. Он расхаживал туда-сюда по траве, завернувшись в меховой плащ, чтобы не замерзнуть, — он наколдовал себе этот плащ совершенно машинально. Все мысли принца были заняты странной, мрачной историей о безумии и убийствах, Жизни и Смерти, о магии и ее разрушителе. Наконец, когда Гаральд уже настолько утомился, что почувствовал потребность отвлечься от этой истории и погрузиться в мир сновидений, он остановился и посмотрел на спящих людей, которых привела к нему прихоть судьбы.
Но судьбы ли?
«Эта дорога ведет не в Мерилон, — сказал сам себе принц. Он только сейчас вдруг осознал этот очевидный факт. — Почему же они оказались здесь? Есть ведь другие дороги на восток, гораздо более короткие и безопасные...
И кто был у них проводником? Дайте я догадаюсь. Трое из них никогда по-настоящему не путешествовали. А один побывал, наверное, везде». Взгляд принца скользнул к спящему молодому человеку в белой ночной сорочке и колпаке. Никакой младенец на руках у матери не спал так сладко и безмятежно, как спал Симкин, хотя кисточка ночного колпака упала ему на нос и наверняка изрядно щекотала, колышась в такт дыханию.
— В какую игру ты играешь на этот раз, старый друг? — пробормотал Гаральд. — Наверняка не в таро. Изо всех теней, которые пали на этого юношу, почему твоя тень кажется мне самой темной?
Раздумывая об этом, принц ушел в свой шатер, и ночь осталась в безраздельном владении неподвижных, бдительных Дуук-тсарит.
Но сон Гаральда оказался не таким спокойным, как он надеялся. Он несколько раз просыпался оттого, что как будто слышал издевательский смех старого дубового ведра.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
УЧИТЕЛЬ ФЕХТОВАНИЯ
— Поднимайся!
Джорама не слишком любезно пнули по ребрам носком сапога. От неожиданности юноша, еще полусонный, с сильно бьющимся сердцем, сел, сбросив одеяло, и откинул со лба спутанные черные волосы.
— Что за...
— Я сказал — поднимайся! — повторил спокойный голос.
Принц Гаральд стоял над Джорамом и мило улыбался.
Джорам протер глаза и огляделся. «Скоро рассвет», — подумал он, хотя об этом свидетельствовала только узкая полоска светлого неба над верхушками деревьев на востоке. Было еще совсем темно. Костер почти прогорел. Спутники Джорама спокойно спали рядом. На краю поляны стояли два шелковых шатра, смутно видные в предрассветных сумерках. На остроконечных верхушках шатров развевались флаги. Вчера днем шатров не было — наверное, их сотворили для ночлега принца и кардинала.
Посреди поляны, рядом с угасающим костром, стоял один из Дуук-тсарит в черной рясе — точно в такой же позе и на том же самом месте, где Джорам видел его еще вечером. Руки колдун держал сложенными перед собой, а его лицо было скрыто в тени капюшона. Но Джорам видел, что Дуук-тсарит смотрит на него. Юноша почти чувствовал этот взгляд.
— В чем дело? Чего тебе от меня надо? — спросил Джорам, нащупывая под одеялом рукоять меча.
— «Чего вы желаете, ваша светлость», — с улыбкой поправил принц. — Но эти слова, наверное, застрянут у тебя в горле, не так ли? Да, доставай свое оружие, — добавил он, хотя Джорам надеялся, что тянется к мечу незаметно.
Раздосадованный, Джорам вытащил Темный Меч из-под одеяла, но не встал.
— Я спросил — чего тебе надо... ваша светлость? — ледяным тоном сказал юноша, скривив губы.
— Если ты намерен использовать это оружие, — Гаральд посмотрел на меч Джорама с отвращением и насмешкой во взгляде, — то тебе стоит научиться использовать его правильно. Вчера я легко мог бы изрубить тебя на куски, вместо того чтобы просто обезоружить. Какой бы силой ни обладал этот меч... — принц взглянул на Темный Меч более пристально, — тебе будет от него не много пользы, когда он лежит на земле в десяти футах от тебя. Вставай. Я знаю местечко в лесу, где мы сможем потренироваться, не мешая остальным.
Джорам замер в нерешительности, изучая Гаральда мрачным взглядом темных глаз. Юноша пытался понять скрытую причину такого внезапного интереса принца к нему.
«Скорее всего, он хочет побольше узнать о моем мече, — решил Джорам. — А может, даже отнять его у меня. Как он умеет очаровывать — почти так же хорошо, как Симкин. Вчера вечером я позволил себя одурачить. Сегодня это не повторится. Я буду с ним упражняться, если только он действительно сможет научить меня чему-то полезному. А если нет — уйду. А если он попробует отобрать мой меч — я его убью».
Ежась от холодного воздуха, Джорам потянулся за своим плащом, но принц наступил на плащ ногой.
— Не стоит, мой друг, — сказал Гаральд. — Скоро тебе и так будет жарко. Даже очень жарко.
Через час, лежа навзничь на холодной земле, задыхаясь и жадно хватая ртом воздух, Джорам больше не думал ни о каком плаще. Из уголка рта у него струйкой стекала кровь.
Стальной клинок меча принца вонзился в землю рядом с Джорамом, так близко, что юноша даже вздрогнул.
— Прямо в горло, — заметил Гаральд. — А ты даже не увидел, как я это сделал...
— Это не честный бой, — пробормотал Джорам. Приняв протянутую руку принца, он поднялся на ноги и с трудом сдержался, чтобы не застонать. — Ты поставил мне подножку!
— Мой милый юноша, — терпеливо сказал Гаральд. — Когда ты вынимаешь меч из ножен, это значит — по крайней мере, так должно быть, — что сражаться придется не на жизнь, а на смерть. И остаться в живых должен ты, а умереть — твой противник. Честь — прекрасная штука, но мертвым от нее нет никакого проку.
— Забавно слышать это именно от тебя, — пробормотал Джорам, растирая ушибленную челюсть и сплевывая кровь.