Испуганно оглядываясь по сторонам, Мосия в любую минуту ожидал появления облаченных в черные балахоны Дуук-тсарит. Но среди разукрашенных цветами, перьями и драгоценными камнями голов черные капюшоны не показывались, и во всеобщем веселье и ликовании не было заметно аккуратно сложенных рук. Постепенно Мосия начал успокаиваться и даже порадовался, подумав, что кошмарным наблюдателям не за чем наблюдать в этой веселой, беззаботной толпе.
Если бы наивный полевой маг спросил, Симкин мог бы сказать ему, что Дуук-тсарит были и здесь, и везде, в любом другом месте. Тихие и незаметные, они смотрели и слушали. Достаточно было малейшей ряби пробежать по чистой глади празднества — и Дуук-тсарит мгновенно оказались бы здесь, чтобы исправить нарушение. Трое университетских студентов, перебравшие шампанского, принялись громко распевать непристойные песни. Появилась темная тень, словно тучка заслонила солнце, — и студенты исчезли, отправились отсыпаться после выпитого.
Труппа комедиантов, представлявшая то, что казалось им безобидной маленькой сатирой на императора, была удалена так мастерски, что зрители этого даже не заметили и разошлись, полагая, что представление закончилось естественным образом. Вор-карманник был задержан, наказан и отпущен так быстро и бесшумно, что даже самому преступнику произошедшее с ним показалось просто кошмарным сном — только его руки, увеличившиеся в пять раз против нормального размера, были ужасающе реальными.
Мосия ничего этого не знал, он ничего не заметил. Да ему и не хотелось что-то знать или замечать. Общему веселью никто не должен помешать. И потому Мосия забыл о себе, забыл о своей простой одежде (Симкин предложил изменить ему костюм, но Мосия, увидев себя в шелковых панталонах цвета розового бутона, отказался наотрез) и в полной мере наслаждался красотой, которая его окружала. Он даже сумел более или менее забыть о Симкине. Похоже, на бесцеремонные оскорбления и скандальные замечания молодого человека с бородкой никто не обиделся. И хотя то там, то тут у аристократов подрагивали усы или бледнели румяные щеки, герцоги и бароны, баронессы и маркизы вытирали кровь и с наслаждением наблюдали, как Симкин элегантно разделывает на куски очередную жертву.
Мосия понимал, что сам он сразу же потеряется в такой толпе, и потому старался держаться поближе к остроумному насмешнику. Юноша перестал обращать внимание на разодетых аристократов и аристократок, которые тоже явно старались его не замечать. Они видели его простую одежду и загорелую кожу, его мозолистые ладони и окрепшие от тяжелой работы в поле руки, и, увидев все это, отмахивались от юноши и кривили губы, словно от него исходил дурной запах.
— Почему Джорам хочет быть частью всего этого? — спросил у себя Мосия, когда Симкин остановился, чтобы уязвить своим остроумием очередную пару веселящихся аристократов. На юношу снова нахлынула тоска по дому, как и возле гробницы древнего волшебника. Он никогда не чувствовал себя более одиноким, чем сейчас, посреди огромной толпы людей, которым не было до него никакого дела. Мосия вспомнил своих отца и мать, и на его глаза навернулись слезы. Он быстро заморгал, надеясь, что никто ничего не заметил. Потом, чтобы избавиться от грустных мыслей, Мосия сосредоточил все внимание на парящей впереди платформе.
Глаза юноши расширились, он ахнул, настолько зачарованный зрелищем, что медленно опустился и встал на мягкую зеленую траву. Мосия был так смущен, оказавшись в толпе, так настороженно высматривал Дуук-тсарит и так разволновался из-за Симкина, что даже не обратил внимания на несколько подобных воздушных помостов, которые они с Симкиным уже миновали. Но это... это было нечто невероятное! Мосия даже не мечтал о чем-то столь великолепном и удивительном.
На самом деле на площадке выступала обычная водная танцовщица. Она танцевала хорошо, но ничем особенным не выделялась. И Мосия, несколько детишек, полуслепой старик-каталист да пара умеренно пьяных университетских студентов были ее единственными зрителями. Дети вскоре заскучали и куда-то упорхнули. Каталист дремал, стоя перед сценой, а студенты возбужденно жестикулировали. А Мосия смотрел на танцовщицу, не отрываясь.
Сцена — парящая в воздухе хрустальная платформа — висела над одним из множества искристых ручейков, струившихся через рощу. Друиды изменили русло большой реки, протекавшей через Мерилон, и направили ее в рощу, для подпитки деревьев и другой растительности и для развлечения публики. Используя свое магическое искусство, водная танцовщица воздействовала на ручей — струи воды поднялись на помост и танцевали вместе с ней.
Танцовщица была молода и миловидна, с волосами цвета воды. Ее одежда, казалось, тоже была соткана из воды — тонкое влажное платье обтекало стройное тело девушки, как и водяные струи, которые спиралями взлетали из ручья и переплетались над хрустальным пьедесталом в сложных фигурах танца. Магия танцовщицы словно оживила воду. Вода подхватила девушку и подняла пенными руками. Тело водной танцовщицы струилось вместе с водой, она сливалась воедино со своей стихией.
Танец с водой закончился слишком быстро. Мосия мог бы любоваться им, пока река не пересохнет. Девушка на хрустальной платформе улыбнулась и выжидательно посмотрела на него. С ее тела сверкающими ручейками стекала вода. Потом, догадавшись, что юноша не собирается бросать ей деньги, танцовщица тряхнула мокрыми голубыми волосами и, приподняв хрустальный помост повыше, поплыла вниз по течению ручья.
Мосия проводил ее взглядом и хотел уже пойти следом, как вдруг заметил, что вокруг него собирается толпа. Юноша удивленно огляделся по сторонам, но тут сверху плавно опустился Симкин и встал на траву рядом с ним. Бородатый молодой человек снова сменил наряд. Теперь на Симкине был пестрый шутовской костюм и дурацкий колпак с бубенчиками. И Мосия постепенно сообразил, все больше тревожась, что этот шут указывает собравшимся на него.
— Милорды и миледи! Специально для вас привезен, с огромным риском для жизни и ценой неимоверных усилий, из ужасной дикости Внешних земель! Вот он, милорды и миледи, подлинный экземпляр, единственный во всем Мерилоне! Представляю для вашего удовольствия — вот он, крестьянин!
В толпе одобрительно засмеялись. Мосия, у которого кровь зашумела в ушах, схватил Симкина за разноцветный рукав и прорычал:
— Что ты творишь?
— Подыграй мне, здесь этот добрый малый! — вполголоса сказал ему Симкин. — Вон там, посмотри! Кан-ханар, который чуть не арестовал нас возле Врат! Мы сказали ему, что мы комедианты, помнишь? Теперь надо вести себя соответствующе, согласен?
Внезапно он оттолкнул Мосию и воскликнул:
— Боже мой, он напал на меня! Что за дикие создания эти крестьяне, мои лорды и леди! Назад, я сказал! Назад! — Сорвав с головы шутовской колпак, Симкин замахал им перед Мосией, на радость толпе.
Растерянно глядя на Симкина, Мосия лихорадочно соображал, хватит ли ему Жизненной силы, чтобы стать невидимым или хотя бы для того, чтобы сбить Симкина с ног. А молодой человек в костюме шута уже подскочил, пританцовывая, к нему и погладил его по носу.
— Видите? — обратился Симкин к зрителям. — Какой послушный! В завершение нашего представления я засуну голову прямо ему в пасть! Что ты стоишь как пень, Мосия! — прошипел Симкин ему на ухо. — Мы же странствующие комедианты! Помнишь? Кан-ханар смотрит на нас! Ты прекрасно изображаешь из себя оторопевшего болвана, мой милый мальчик, но этого недостаточно. Скоро им это надоест. Придумай что-нибудь позанятнее. Мы не должны привлекать к себе внимание...
— Ты уже сделал все возможное, чтобы привлечь к нам внимание! Какого черта я должен придумать, по-твоему? — прошептал в ответ разозленный Мосия.
— Кланяйся, кланяйся! — сквозь зубы сказал Симкин. Улыбаясь, кланяясь толпе и размахивая колпаком с бубенчиками, Симкин положил ладонь на затылок Мосии и заставил «дикого крестьянина» неуклюже поклониться.
— Так, давай подумаем вместе... Ты стихи какие-нибудь знаешь? Может, ты петь умеешь или танцевать? Можешь рассказать какую-нибудь смешную историю? Да кланяйся ты, кланяйся! Не умеешь? М-м-м... Придумал! Будешь глотать огонь! Это довольно просто. Ты не страдаешь газами? Это может быть опасно...