— Ты, конечно, понимаешь, что сегодня я не могу просить отца Данстабля дать мне Жизненную силу, какими бы важными ни были обстоятельства...
Гвендолин порозовела от смущения.
— О нет! — пробормотала она. Признаться, девушка совсем забыла о несчастном каталисте. Конечно, Джорам мог бы попросить Жизнь у какого-нибудь другого каталиста, но очень многие маги так преданны своим каталистам, что обращаться к другому, совсем незнакомому, считается чуть ли не изменой. — Конечно же нет! Как глупо, что я забыла... — Гвендолин подняла на Джорама свои прекрасные глаза. — И как благородно с вашей стороны пойти на такие жертвы ради него.
Теперь настала очередь Джорама смутиться. Он видел любовь и восхищение в голубых глазах любимой и страдал оттого, что заслужил такой взгляд обманом. «Ничего! — быстро сказал он себе. — Скоро она узнает правду, скоро они все узнают правду...»
— Иди же, твой отец ждет, — поторопил девушку Джорам. Он проводил ее до открытой площадки у края балкона, через которую маги входили и уходили из зала Величия, и расстался с ней, поклонившись. Его сердце замерло, когда девушка изящно шагнула в пустоту. Джорам едва сдержался, чтобы не подхватить ее, спасая от неминуемого — в его случае — падения в золотой лес далеко внизу. Но Гвендолин улыбнулась ему и скользнула вниз легко и плавно, как лилия, плывущая по воде. Многослойное платье взметнулось вокруг нее, словно лепестки цветка, а самые нижние слои одеяния скромно обвились вокруг ног.
— Уровень Воды... — пробормотал Джорам и, повернувшись, направился к лестнице каталистов. Он быстро побежал вниз по ступенькам, едва не сбив с ног плотного, краснолицего каталиста — того самого, над которым Симкин с таким удовольствием поиздевался.
Спускаться по лестнице было намного легче, чем подниматься. Джорам бежал по ступеням так быстро, словно летел, и очень скоро оказался на уровне Воды. Там юноша остановился, стараясь выровнять дыхание, участившееся то ли от волнения, то ли после быстрого бега, он и сам не знал.
Гвендолин нигде не было видно, и Джорам уже собирался отправиться на поиски, когда она окликнула его с нетерпением в голосе:
— Джорам, сюда!
Обернувшись, Джорам увидел, как девушка указывает на дверь, которой он сперва не заметил среди водных иллюзий. Поспешно пройдя мимо русалок, играющих с разноцветными рыбами, Джорам добрался до двери. Он очень надеялся, что уединенная комната для беседы не окажется темным гротом с устрицами.
Ничего подобного там не было. Наверное, иллюзии располагались только вокруг балконов, потому что комната, в которую Гвендолин привела Джорама, оказалась почти такой, как в особняке лорда Самуэлса, — только богаче и роскошнее обставленной. Это была гостиная, где маги могли отдохнуть, не расходуя волшебные силы. Несколько кушеток, обтянутых шелковой узорной парчой, стояли группами возле небольших столиков.
На одной из кушеток сидела маленькая, сухонькая старушка, похожая на птицу. По ее коричневой мантии из дорогой ткани Джорам определил, что эта старушка — друидесса очень высокого ранга. Она была стара, настолько стара, что, наверное, казалась старухой даже матери Джорама, восемнадцать лет назад. Хотя в комнате было тепло, целительница жалась к камину, в котором лорд Самуэлс зажег огонь. Просторная мантия топорщилась на ее теле, словно оперение продрогшей птицы. Сходство с птицей усугублялось еще и тем, что друидесса то и дело приглаживала и поправляла складки мантии тонкой, костлявой рукой, похожей на птичью лапку.
Лорд Самуэлс стоял на полу, чтобы подчеркнуть этим важность обстоятельств, рядом с кушеткой, заложив руки за спину. Он был одет в костюм приглушенных тонов, как и прочие маги на балу в честь печальной годовщины. Его наряд был хорош, но все же не столь изыскан, как у высшей знати, что высшая знать не преминула с удовольствием отметить. Когда Джорам вошел, лорд Самуэлс коротко поклонился. Джорам поклонился в ответ. Телдара с интересом уставилась на юношу любопытными блестящими глазами-бусинками.
— Спасибо, доченька, — сказал лорд Самуэлс, глядя на Гвендолин с гордостью, которой не приуменьшила даже важность предстоящего разговора. — Полагаю, будет лучше, если сейчас ты нас оставишь.
— Папа! — воскликнула Гвендолин. Но, заметив, что отец хмурит брови, вздохнула.
Девушка поклонилась друидессе и, с чувством взглянув на Джорама, покорно вышла из комнаты и тихо прикрыла за собой дверь.
Лорд Самуэлс наложил на дверь заклинание, чтобы во время беседы их никто не побеспокоил.
— Джорам, — сказал лорд Самуэлс, указывая на старушку, — позвольте представить вам Телдару Менни. Телдара много лет присматривала за родильными покоями в Купели. А сейчас ей оказана честь, — осторожно добавил он, — прислуживать нашей возлюбленной императрице, о добром здоровье которой все мы молимся ежедневно и ежечасно.
Джорам отметил, что лорд Самуэлс старался не смотреть на него, пока говорил это. Да и все прочие, кто говорил об императрице, тщательно подбирали слова и отводили глаза куда-нибудь в сторону.
Джорам обнаружил, что ему тоже не хочется встречаться взглядом с Телдарой, и низко поклонился, чтобы этого не делать. Юноша внутренне содрогнулся от отвращения при мысли о том, что эта старушка прислуживает трупу. Мороз пробежал у него по коже. Ему показалось, что в этой жаркой, тесной комнатке пахнет смертью и разложением. Джорам с ужасом подумал о магии, которая поддерживает мертвое тело в нынешнем подвешенном состоянии. Может быть, вместо крови по жилам мертвой императрицы текут волшебные эликсиры? Может быть, настои пульсируют в ее остановившемся сердце, и травы предохраняют кожу от гниения? Какие магические заклинания заставляют застывшие руки двигаться с таким ужасающим изяществом, какая алхимия вынуждает блестеть давно потускневшие глаза?
Юноша вспомнил о Темном Мече, который висел у него за спиной. Оружие придало ему уверенности в себе. «Я вложил жизнь в совсем безжизненную вещь, и за это меня заклеймили как чародея Темных искусств, — сказал себе Джорам. — Но гораздо больший грех — удерживать то, что принадлежит богам — если кто в них верит, — держать дух, который должен был устремиться к звездам, в темнице мертвой плоти...»
Джорам боялся, что не сможет посмотреть в глаза этой женщине и не выдать обуревающих его чувств. Но потом он напомнил себе, что все это его совершенно не касается. Какое ему дело до императрицы? Надо думать о собственной жизни, а не о чьей-то там смерти.
Он поднял голову, откинул со лба пряди непокорных черных волос и посмотрел в глаза Телдаре — уверенно, даже с улыбкой. Старушка негромко усмехнулась, как будто догадывалась, о чем думал юноша, и одобряла ход его размышлений. Она протянула Джораму тощую, костлявую руку для поцелуя, и Джорам склонился к ее руке — хотя не мог себе представить, что когда-нибудь заставит себя прикоснуться губами к такой сухой, сморщенной коже.
Лорд Самуэлс жестом предложил Джораму присесть, и, хотя юноша предпочел бы разговаривать стоя, он все же заставил себя подчиниться.
— Я пока еще не обсуждал с Телдарой Менни ваше дело, Джорам, из уважения предпочтя начать разговор на такую деликатную тему в вашем присутствии.
— Благодарю вас, милорд, — искренне ответил юноша.
Лорд Самуэлс кивнул и продолжил:
— Телдара согласилась побеседовать с нами ради моего доброго друга, отца Ришара. Предоставляю вам самому, молодой человек, изложить свое дело.
Телдара внимательно рассматривала Джорама, выпятив сжатые губы вперед, словно клюв.
Этого Джорам не ожидал. Он не думал, что придется самому все объяснять, хотя и был благодарен лорду Самуэлсу за то, что тот не стал ничего обсуждать с Телдарой в его отсутствие. Юноше захотелось, чтобы Сарьон был здесь. Каталист умел сводить сложное к простому и понятному. Джорам не знал, с чего начать. А еще он боялся. Он только сейчас понял, сколь многое зависит от этого разговора.