Я вздрогнула. Мне такое даже представить было трудно.
— Но они выполняли очень важную работу, — продолжал Генри. — Спасение жизней. Для моей матери это было призванием. Пациенты находились здесь очень долго — много месяцев, некоторые даже год, — потому персонал успевал хорошо их узнать. Они становились очень близки, как семья. Мама любила своих пациентов, во всяком случае, большинство из них. Особенно детей. С трудом выносила то, что они находились вдали от своих домов и родителей. Она стала кем-то вроде приёмной матери для многих из них.
— Полагаю, ей было очень тяжело, когда кто-то из них умирал, — произнесла Кассандра. — Даже представить себе не могу, насколько.
Генри покачал головой.
— Она рассказывала, что каждый раз в ней умирала маленькая частичка её самой. Находиться в напряжении день за днём, не зная, кто будет следующим. Это всё равно, что каждый день наблюдать, как у тебя на глазах постепенно умирает семья.
Я сделала глоток бренди.
— Но когда кому-то разрешали вернуться домой, был настоящий праздник, и это поддерживало её, — продолжал Генри. — Мысли, что она помогла спасти жизнь дорогому человеку. Это давало ей силы пережить тяжёлые дни.
— Иногда даже пациенты, которые добились прогресса в выздоровлении, внезапно умирали, — добавила Кассандра. — Знаю, ведь именно это и случилось с моим дедушкой, Арчи Абботтом. Он собирался домой, даже сообщил об этом моей бабушке, а потом внезапно упал замертво.
Мне показалось, что я услышала, как по всей комнате прокатился вздох.
— Это жестокий удар, — произнёс Ричард.
— Моя бабушка так и не смогла с этим смириться, — сказала Кассандра. — Она осталась с двумя маленькими детьми — моими папой и тётей. Его смерть была вдвойне странной, потому что Арчи всегда считал, что у него вообще нет туберкулёза. У нас до сих пор хранятся его письма к бабушке. Он писал ей о том, как тайком бродил по ночам с несколькими другими мужчинами, несмотря на то, что им полагалось находиться в это время в постелях. Периодически они совершали набеги на холодильник или винный шкаф, о существовании которого не должны были знать. Выходили на лужайку и играли в мяч или сбегали на берег озера. Они уставали целыми днями тихо лежать в четырёх стенах. Им было безумно скучно.
Генри усмехнулся на это.
— Вы не поверите, но моя мама действительно рассказывала мне историю о банде нарушителей спокойствия. Они никогда не делали того, что им говорили. Никогда не оставались спокойно в постелях. Других медсестёр это выводило из себя, но маме они нравились, и она втайне их подбадривала. Возможно, они и нарушали правила, но, по крайней мере, не лежали на последнем издыхании, как многие другие, говорила она. Интересно, не вашего ли деда она тогда имела в виду?
У Кассандры загорелись глаза.
— Держу пари, так оно и было, — сказала она, широко улыбаясь. — Именно поэтому для моей бабушки было таким потрясением узнать, что он вдруг умер, когда уже пошёл на поправку. Она ждала его домой через несколько дней.
Под этот разговор, перед моим взором возник Клиффсайд таким, каким он, должен был выглядеть в то время. Я видела людей отдыхающих на веранде в шезлонгах, старые диваны в гостиной, игровую комнату, где пациенты в пижамах и халатах играли в карты или шашки. В точности, как в моём сне несколько ночей назад. Это было настолько реально и ярко, что я почти чувствовала запах антисептика.
Внезапно меня пронзила вспышка гнева, и я, вдруг, больше не хотела ничего слушать ни о почти святой матери Генри, ни о хулиганистом дедушке Кассандры. Я уже собралась гневно выпалить это, но спохватилась. Что за мысли?
Прислушиваясь к себе, сделала глоток бренди, потом ещё один. Что-то, казалось, цеплялось за меня, как будто меня заразили негативом. И я задумалась, существуют ли у мест ауры или энергетика, как у людей. Если так, то слова старика Пита в лодочном сарае, о том, что сама Смерть поселилась в Клиффсайде, в конце концов, могут оказаться не такими уж безумными. Эти стены видели слишком много смертей и страданий. Возможно ли, чтобы негативные эманации сохранялись столь долгое время после смерти последнего пациента? Могло ли это как-то повлиять на меня?
Вдруг сильный порыв холодного ветра пронёсся по комнате, отчего у всех присутствующих перехватило дыхание. Огонь в камине погас сам собой, как будто на него вылили ведро воды, воздух наполнился дымом, а свечи с шипением потухли. Всё погрузилось во тьму.
Кто-то вскрикнул. Бринн, как мне показалось. Пара человек закашлялось от дыма. По моему телу пробежала ледяная дрожь, когда я нащупала свой фонарик.
— Что ж, это было эффектно, — раздался голос Генри из темноты.
Ричард обвёл комнату лучом фонарика.
— У всех всё в порядке?
— У меня — да, — ответила Диана, кашляя в рукав. — Но... что произошло?
Кассандра, всё ещё стоя у стола в кабинете, начала зажигать свечи, одну за другой.
— Как думаете, что могло послужить причиной? — спросила она, глядя на меня. — Нисходящий поток из камина?
— Понятия не имею, — честно ответила я и посветила фонариком на обугленные остатки поленьев — ни единый уголёчек не тлел, несмотря на то, что всего мгновение назад в камине потрескивал огонь.
У меня в животе всё сжалось.
Как такое могло случиться?
Но когда я повернулась обратно к гостям, то заметила, что никто не был особенно потрясён. Никто, кроме Дианы. Она поймала мой взгляд.
— Судя по покалыванию больших пальцев, «что-то злое приходит сюда», — почти шёпотом произнесла она, широко раскрыв глаза. Интересно, услышал ли её ещё кто-нибудь.
Я знала эту цитату. Она из «Макбет» — пьесы о ведьмах, подстрекающих к тёмным, злым деяниям. Но сейчас я не оценила такую ассоциацию.
Громкий стук в дверь заставил всех вздрогнуть. Кассандра замерла, уставившись на дверь, пока спичка над свечой не обожгла ей пальцы. Бринн вскочила с кресла и опустилась на колени рядом с Генри, который в успокаивающем жесте, положил руку ей на плечо. Диана мрачно посмотрела на меня.
— Это, наверное, Гарриет, — предположила я, соскальзывая с кровати и пробираясь через комнату.
Ричард с трудом поднялся на ноги.
— Подожди, — попросил он, положив руку мне на спину и взявшись другой за дверную ручку. — Позволь мне.
Ричард открыл дверь. Но там никого не было. Он оглянулся на меня и в замешательстве покачал головой.
Я выглянула в тёмный коридор.
— Эй? — позвала я, мой голос дрогнул. — Гарриет? Есть здесь кто-нибудь?
Мы с Ричардом осветили лучами фонариков обе стороны коридора. Он был пуст. Я прислушалась, пытаясь уловить звук шагов за пределами досягаемости световых лучей, но кругом стояла тишина.
— Я пойду туда, — предложил Ричард, указывая в направлении лестницы на третий этаж. — А ты оставайся здесь.
— Нет, — возразила я. — Два фонарика лучше, чем один. Пойдём вместе.