Я аккуратно вырезала эту фотографию, сделала копию у фотографа, всегда ношу эту копию с собой, она выглядит, как обыкновенная фотография, и я чувствую, будто Лазар на самом деле существует, будто он фотографировался специально для меня... А настоящую фотографию, ту, из буклета, я берегу дома, вместе с моими рукописями...
Бедный! Он и не чувствует, что уже давно живет двойной, даже тройной жизнью: одно — это его реальная жизнь, обыденная: женщины, дети, работа; другое — мои стихи; и третье — мои мысли и чувства о нем — как бы это определить — повседневность моего воображения...
У Лазара нет матери. Он даже и не помнит ее. Старшая сестра вырастила его... Не знаю, как бы я ладила со свекровью... Софи преподает математику в гимназии... Она очень мне нравится... С этими бровями и очками... они с моим Лазаром похожи... Лазар — поздний ребенок... Я еще помню его отца, как он сидел в кресле на солнечном балконе, совсем уже дряхлый, молчаливый, ушедший в себя...
Софи... Она старше Лазара на пятнадцать лет. Она вырастила его. Я думаю, наверно, потому она и не вышла замуж; хотя и теперь еще она такая женственная и красивая. И очень умная...
Первые годы, когда мы с Лазаром поженились, мы часто ссорились... Мы не хотели ни от кого зависеть, сняли комнату в подвальном этаже, и чуть что — я сразу хватала ребенка и бежала к Софи... А где-то через час-полтора и Лазар тоже прибегал... И она мирила нас...
Такая ностальгическая тоска у меня начинается, когда я представляю себе, как мы с Лазаром возвращаемся от Софи. Лазар несет ребенка. Он выше меня, и кажется мне совсем высоким; я семеню очень близко к нему, немножко закинув голову, и вижу его щеки, и глаза, и очки... Он такой молодой и красивый!.. Я оборачиваюсь... Софи стоит на балконе, устало щурится на закатное солнце и машет нам рукой... И я молодая, молодая, молодая!.. И теперь я умираю...
И эта ночь перед последним экзаменом... Я ночевала у Софи... Она мне помогала... Я окончила университет... Мы говорили о Лазаре... Я с ней делилась, как я люблю его, потому что он чистый и умный, и все, и все!.. Она была такая милая...
Я умру... Когда я умру, мои дети будут жить у Софи... Я знаю... Только она одна... Никого больше не хочу... никакую другую... Не хочу!.. Софи вырастит их... Они и теперь у нее... никакую другую не хочу... Не хочу!.. Нет!.. Я такая нервная стала... Астения у меня... Каждую минуту начинаю плакать...
Теперь у нас все есть — зарплата Лазара, квартира; ковер, пусть не очень персидский, но все-таки... Все есть... По выходным дням Лазар выносит ковер, расстилает посреди этого пространства перед многоэтажными домами и выбивает пыль...
Сверху ковер — маленький красноузорный прямоугольничек, а Лазар — тоненькая спичечная фигурка, такая одинокая... И от этой праздничной яркой узорности, и от этой красноты, очерченных так четко, у меня почему-то делается ощущение одиночества и незащищенности моего Лазара... И моей отдаленности от него... Я и вправду так высоко — почти под самой крышей башни, и не могу защитить его... А если бы я была свободна и могла бы полететь к нему на волшебных крыльях, как будто крылатая волшебница в сказке...
Бедный мой Лазар!.. Я ему жизнь испортила... Совсем замучила его... А он был такой чудесно-красивый и талантливый!..
Этот Борис презирает его высокомерно из своего фээргешного рая... Пусть!.. И что может сделать Лазар?.. Один- одинешенек засучить рукава и начать какую-то борьбу? Или, может, он должен со своим слабым здоровьем пойти работать на тяжелую работу физическую, лишь бы все эти фальсификации бросить?.. Потому что ведь его постоянная работа — делать фальсификации...
Если бы я могла...
И все-таки Лазар — историк, ученый... А так ведь он — одно хрупкое существо, бесконечно изнуренное всеми этими диссертациями, детьми, квартирой, поездками на сельхозработы (это называется: его посылают «на бригаду»)... И от меня он устал...
Но это ведь легче всего — уцепиться за какую-нибудь иностранную юбку и сбежать в ФРГ, и там надуваться, строить из себе слависта, тюрколога или что-то в таком роде, и презирать несчастного Лазара...
Только вы ведь его не знаете, моего Лазара... Мой Лазар — он — йигит[11]!.. Вот он — мой Лазар...
В сущности, этот Борис — что-то вроде Мефистофеля в нашей с Лазаром жизни... Они с Лазаром учились вместе в университете. У Бориса тоже не было связей и больших денег, зато он энергичный, практик... Не знаю, как, но добился этого места в академии, что-то вроде лаборанта. И когда он вдруг предложил моему Лазару это место; сказал, что уступит, договорится; мы были так благодарны... Лазар совсем без работы был тогда... Скоро Борис женился на немке и уехал в ФРГ. А Лазар остался. И стал рабом. Пишет статьи и диссертации для своей работодательницы и всех этих ее прислужников и родственников; даже работал на постройке, когда она дачу ставила для своей дочери... Она с ним любезна, спрашивает о моем здоровье, о детях; позволила ему и самому защитить диссертацию... Теперь у меня муж — кандидат наук... Она была в Париже — всех очаровала — член-корреспондент, доктор наук, мать четверых детей, представительница маленького балканского государства — сколько лжи!.. Впрочем, дети — это правда. У нее действительно четверо детей...