Мы попали в тот редкий день, когда во дворце не было пира. Эвреноз Гази, несколько его ближних людей и я, ждали Лазара в покое, стены которого были украшены коврами грубой местной работы, совсем не похожими на персидские или арабские. Я немного волновался, готовясь к своей роли переводчика.
Лазар вышел к нам быстрым шагом. На нем была длинная холщовая рубаха, поверх которой он небрежно накинул что-то вроде алого суконного кафтана. Ноги его, обутые в мягкие сапоги, ступали легко. Ему было уже лет шестьдесят, он явно был сильно пьян, волосы всклокочены, лицо избороздили глубокие резкие морщины. Но глаза его смотрели с определенным очарованием, а все еще видимая природная стройность, изящный овал лица, нежная впадинка на подбородке, маленьком и округлом, все это напоминало о его прошлом царского любовника и красавца. Бороду он брил, длинные лохматые усы свисали книзу. Странно, но я нашел в нем нечто общее с Хасаном, моим братом. Я бы и сам затруднился определить, что у них было общего, но, несомненно, они в чем-то относились к одной человеческой разновидности.
Эвреноз Гази сделал шаг навстречу Лазару и произнес приветствие. Лазар хмурился. Когда глава нашего посольства кончил говорить, я передал его слова на сербском языке. Это произвело неожиданное впечатление. Лазар резко обернулся ко мне. Дернул себя за ус. Подошел, положил мне ладонь на плечо, заглянул испытующим взглядом мне в лицо. Затем вдруг поцеловал меня в щеку, дыша перегаром, и заговорил бессвязно:
— Парень! Ты по-нашему знаешь. Ты не думай! Я ваших ненавижу, но кого люблю, того уж люблю! Ты молодец! Не храбрец, нет, — Лазар помотал головой, — не храбрец, но молодец! — тут Лазар обернулся к Вуку Бранковичу. — Накорми их! Завтра будем говорить! — и он, чуть пошатываясь, вышел.
Эвреноз Гази и остальные едва сдерживали смех. Даже зять Лазара Вук улыбнулся. Затем он повел нас в отведенные нам комнаты. Эвреноз Гази сделал распоряжения о наших воинах и повозках. После, обдумывая слова Лазара, я нашел, что они вовсе не были такими уж глупыми и бессвязными. И оценил он меня весьма своеобразно. В чем-то и меня можно счесть молодцом, а вот храбрецом я действительно никогда не был. И часто я вспоминал стихи древнего поэта эллинов, Архилоха, который потерял щит на поле боя, потому что бежал, зато остался жив и продолжал творить стихи. Многие не понимали меня, а этот пьяный дикарь Лазар понял, едва услышав и увидев. Должно быть, что-то в нем такое было!
На следующий день Лазар принял нас уже официально. В приемной зале находились две его дочери, супруги Вука Бранковича и Милоша Обилича. Обе были одеты с поистине варварской пышностью. Невольно я вспомнил старую легенду о госпоже Зейнаб-Зенобии, о том, как она вышла к разбойнику Маркосу в нарядной своей одежде.
Не стану останавливаться подробно на всех многочисленных словах, произнесенных князем Лазаром и Эвренозом Гази, представителем султана Мурада. Я переводил. Эвреноз Гази вежливо напоминал Лазару о его обещаниях, о скрепленных печатями договорах. Лазар заверял, что непременно все свои обещания выполнит, все условия договоров, заключенных им с султаном, будет соблюдать.
— Зачем же мне дразнить льва! — уверял Лазар.
— Как прекрасно, что вы это понимаете! — почтительно отвечал Эвреноз Гази.
Но и он, и Лазар, и все остальные отлично понимали, что никакого мирного сосуществования уже не будет, все договоры — бумажный хлам, все обещания — пустые слова. И все в итоге будет решаться на поле битвы, силой оружия!
Лазар то и дело улыбался мне. Я было встревожился, не имеет ли он дурных намерений по отношению ко мне. Но почувствовал, что он вовсе не собирается соблазнять меня. Должно быть, ему просто нравилось, что я так хорошо говорю на его родном языке. Моя невоинственность тоже, кажется, оказывала на него умилительное действие; возможно, он вспоминал себя, невоинственного, хрупкого юношу, опуская в этих воспоминаниях все порочное и грязное, и вспоминая с горечью лишь свою ребяческую беззащитность и одиночество.
— Бедный парень! Ты совсем один! — обратился он ко мне. И я снова подивился тому, как он понимает меня, и почувствовал к нему нечто вроде симпатии.
Одарив подарками Эвреноза Гази и его приближенных, Лазар приказал особо поднести мне нарядную одежду, золотую чашу и несколько книг, написанных сербскими книжниками-монахами. Я искренне поблагодарил его. Книги были украшены интересно сделанными рисунками. Эти книги и теперь я сохраняю в своей домашней библиотеке.