- Он самый. У меня только один стакан, но чашки все еще на столе.
- Тогда буду. Было бы позором заставить тебя пить в одиночку.
Я стянул сапоги, позволив им свалиться на пол. Звякнув горлышком бутылки о край стакана, плеснул в него еще бренди. Затем улегся на кровать, уставившись на темнеющий потолок. На глубоком синем небе сияли звезды. Они были не единственным освещением в комнате. Стены стали лесным пейзажем. На тянувшихся вниз ветках деревьев поблескивали белые цветы. Я заговорил со звездами:
- Столько Скилла протекает через этот город, а я не смею использовать ни капли.
Я не видел, как Янтарь скидывала юбки и стирала краску с лица. Когда я почувствовал, что кто-то сел на край кровати, это уже был Шут в обычных гамашах и простой рубашке. Он принес со стола чайную чашку.
- Ты все еще не осмеливаешься помочь кому-нибудь из людей, отмеченных прикосновением дракона? Даже с мельчайшей жалобой? Чешуйки, свисающие на глаза, к примеру?
Вздохнув, я слегка стукнул горлышком бутылки по краю его чашки, чтобы предупредить его, а затем как следует наполнил.
- Я знаю, о ком ты. Он дважды приходил поговорить со мной, один раз с просьбой, второй – с деньгами. Шут, я не смею. Скилл одерживает надо мной верх. Если я открою ему ворота – я паду, - я снова лег на кровать. Он сделал два глотка из своей чашки, чтобы не расплескать бренди, прежде чем занял место рядом со мной. На кровать между нами я поставил бутылку.
- И ты совсем не можешь дотянуться до Неттл и Дьютифула? – он откинулся рядом со мной на подушки, обеими руками придерживая чашку на груди.
- Я не смею, - повторил я. – Взгляни на это так. Если вокруг моей лодки плещется вода, я не сверлю дыру в днище, чтобы впустить ее. Тогда внутрь ринется океан.
Он не отвечал. Я перевернулся на кровати и добавил:
- Хотелось бы, чтобы ты мог видеть, как прекрасна эта комната. Здесь ночь, на потолке светятся звезды, а стены превратились в тенистый лес, - я заколебался, прежде чем упростить себе задачу и перейти к нужной теме. Сделай это. – Это заставляет меня грустить из-за Аслевджала. Солдаты Бледной Женщины уничтожили там столько красоты. Я бы хотел, чтобы у меня была возможность увидеть его таким, каким он был.
Шут долго хранил молчание. Затем сказал:
- Прилкоп часто говорил о красоте, которая была утеряна, когда Бледная Женщина захватила и присвоила Аслевджал.
- Значит, он оказался там раньше нее?
- О, намного раньше. Он очень стар. Был очень старым, - его голос помрачнел от страха.
- Насколько старым?
Он издал легкий смешок.
- Древним, Фитц. Он прибыл туда раньше, чем Айсфир похоронил себя. Его потрясло, что дракон собирается совершить такое, но противостоять ему он не посмел. Айсфира захватила идея, что он должен зарыться в лед и умереть там. Ледник покрывал большую часть Аслевджала, когда Прилкоп впервые прибыл туда. Некоторые Элдерлинги тогда еще приходили и снова уходили, но недолго.
- Как может кто-то столько прожить? – требовательно спросил я.
- Он был истинным Белым, Фитц. Гораздо более старой и чистой крови, чем существовала к моему рождению. Белые живут долго, и их ужасно трудно убить. Придется поработать, чтобы убить Белого или окончательно искалечить его. Как Бледная Женщина поработала надо мной, - он шумно отхлебнул из чашки, а затем наклонил ее, чтобы сделать большой глоток. – То, что они делали со мной в Клерресе… Это убило бы тебя, Фитц. Как и любого человека. Но они все это знали и всегда заботились о том, чтобы не зайти слишком далеко. Независимо от того, как сильно я хотел, чтобы они зашли, - он снова выпил.
Я приблизился к тому, что хотел выяснить, но не тем путем, которым надеялся. Я уже чувствовал, как он напряжен. Осмотревшись по сторонам, я спросил:
- Где эта бутылка?
- Здесь, - он пошарил по кровати рядом с собой, передал мне бутылку, и я налил немного в свой стакан. Он протянул свою чашку, и я наполнил ее немного неаккуратно.
Он нахмурился, стряхивая бренди с кончиков пальцев, а затем отпил, чтобы не пролить. Я прислушивался к его дыханию, пока оно становилось глубже, замедляясь.
В темноте рядом со мной он поднял руку, затянутую в перчатку. Чашку он оставил стоять на груди. Второй рукой он осторожно потянул за кончики пальцев перчатки, пока посеребренная рука не обнажилась. Он поднял ее и повертел перед собой.
- Ты можешь его видеть? – с любопытством спросил я.
- Не так, как видишь ты. Но я его чувствую.
- Это больно? Тимара сказала, что это убьет тебя, а Спарк говорила мне, что Тимара – одна из немногих Элдерлингов, допущенных к работе с Серебром, и знает об этом больше кого-либо другого. Конечно, не то чтобы она овладела искусством прежних Элдерлингов.
- Вот как? Я об этом не слышал.
- Она пытается изучить воспоминания, сохраненные в городе. Но опасно слишком сильно вслушиваться в них. Лант слышит шепот города. Спарк – его пение. Я предостерег их, чтобы они избегали намеренного контакта с местами, где хранятся воспоминания, - я вздохнул. – Но уверен, что они испробовали, по меньшей мере, некоторые из тех, что там есть.
- О, да. Спарк говорила мне, что некоторые служанки в свободное время не занимаются ничем, кроме поисков эротических воспоминаний, которые одна Элдерлинг заключила в собственной статуе. Малта и Рейн не одобряют этого, и не без причины. Годы назад я слышал сплетни о семье Хупрусов – что отец Рейна провел слишком много времени в захороненном городе Элдерлингов, среди камней. Он умер из-за этого. Или, скорее, был поглощен этим, а затем его тело умерло потому что он перестал заботиться о себе. Они называют это «утонуть в воспоминаниях», - он отпил из своей чашки.
- А мы называем это «утонуть в Скилле». Август Видящий, - громко назвал я имя давно потерянного кузена.
- И Верити, гораздо более драматичным способом. Он не утонул в чьих-то чужих воспоминаниях, но погрузился в дракона, забрав с собой собственные.
Раздумывая о его словах, я какое-то время молчал. Я поднес свой стакан к губам, а потом остановился, чтобы сказать:
- Одна природная ведьма сказала мне однажды, что все магии соприкасаются – как круг – и у людей может быть одна или другая его дуга. Никто не получает их все. Я владею Скиллом и Уитом, но не способен на магию Предсказания. Чейд способен. Или был. Думаю. Он никогда до конца не признавался мне в этом. Джинна могла делать для людей амулеты, но презирала мой Уит как грязную магию… - я наблюдал, как вращается его посеребренная рука. – Зачем ты посеребрил себе руку? И зачем попросил еще Серебра?
Он вздохнул. Его свободная рука встряхнула перчатку и держала открытой, пока посеребренная заползала в нее. Он взял чашку обеими руками:
- Чтобы у меня была магия, Фитц. Чтобы я мог более свободно пользоваться колоннами. Чтобы я мог придавать форму дереву, как когда-то. Чтобы коснуться чего-то или кого-то и познать это до костей, как я когда-то мог, - он глубоко втянул воздух и выдохнул. – Когда они мучили меня… Когда сдирали кожу с моей руки… - он запнулся. Медленно глотнул своего бренди и беззаботным голосом сказал: - Когда на моих пальцах не стало Скилла, я потерял это. И хотел вернуть.
- Тимара сказала, что это убьет тебя.
- Это было медленной смертью для Верити и Кеттл. Они это знали. Они спешили создать дракона и войти в него прежде, чем Серебро убьет их.
- Но ты годами жил с Серебром на кончиках пальцев.
- А ты годами носил на запястье следы моих пальцев. Ты не умер от этого. Как и Малта не умерла оттого, что я коснулся ее шеи.
- Почему нет?
Он хмуро взглянул на свою чашку и, прежде чем повернуться лицом ко мне, отхлебнул из неё:
- Я не знаю. Возможно, потому, что я не совсем человек. Возможно, дело в наследии Белых. Возможно, потому, что ты был обучен управлять Скиллом. Возможно, потому, что на твою кожу, как и на кожу Малты, попала мельчайшая частичка Серебра. Или ее, возможно, сделали неуязвимой драконьи изменения, внесенные Тинтальей, - он улыбнулся, - А также, возможно, потому, что в тебе есть нечто от дракона. Кровь Элдерлингов, с давних времен. Полагаю, она примешалась к крови Видящих, когда первый Завоеватель достиг берегов, ставших впоследствии Бакком. Возможно, стены Баккипа не настолько пропитаны Скиллом, как стены Кельсингры, но мы оба знаем, что немного там все же есть: в Скилл-колоннах и в старейших камнях замка. Возможно, ты невосприимчив к нему потому, что вырос среди них, или, возможно, таким ты был рожден, - он помотал головой по кровати, и она стала мягче, помогая ему расслабиться. – Мы не знаем. Но, думаю, это, - он держал поднятой затянутую в перчатку руку и растирал кончики пальцев, - будет для меня очень полезным, когда мы достигнем Клерреса.