– Скажи, писатель, зачем ты выкачал из них кровь? У тебя своя коллекция?
– Никакой коллекции! – воскликнул арестант. – Какая к черту коллекция? О чем вы говорите? Вам не приходило в голову, что та девушка, которая привела меня в отель, и есть убийца? Именно она и убила этих парней!
– Найдите Анну! Прошу вас, найдите ее… Я знаю, вы можете…
– Хватит! – раздражение ощущалось не только в голосе копа, оно хозяйничало его лицом.
Осознание безнадежности, которое подкрадывалось к писателю медленно на протяжении всего разговора, под конец его стало самым реальным ощущением из всех, что он испытывал в последнее время. И еще тошнота.
Он почувствовал, как она всплывает в желудке ядовитым облаком и поднимается по гортани вверх, щипля и разъедая язык. Чтобы его тут же не вырвало, он несколько раз глубоко вздохнул, восстанавливая равномерное дыхание.
– Я могу поговорить со своим адвокатом?
– Пожалуйста, – Варга развел руками. – По закону один звонок у вас есть.
Саванна
– Эдди, это ты? – Виктор стоял в вестибюле тюремного блока и говорил по телефону.
– Да, босс. Рад вас слышать, – далекий голос был приветлив. – У вас что-то случилось? Как ваше путешествие?
– Плохи мои дела, Эдди. Мне срочно нужна твоя помощь.
– Моя помощь? А что случилось? Откуда вы звоните? – приветливость вдруг уступила место тревоге.
– Из Менкара. Слышал о таком городе?
– Как же, как же, знаю… Старый такой городишко, небольшой… кажется, на северо-западе… – Да, именно.
– Что вы там делаете?
– Я попал в переделку, Эдди. Серьезную переделку. Меня обвиняют в убийстве двух человек, которого я не совершал.
– Да что вы такое говорите, босс? Вы в своем уме?
– Лучше был бы не в своем.
Виктор представил себе изумленное лицо адвоката. Увидел, как дергаются очки в тонкой оправе на его выдающемся носу. Как тот касается рукой лысого затылка и задумчиво качает головой.
– Я попал в аварию.
– В аварию?
Связь оставляла желать лучшего, и Виктор повысил голос, но не сильно, так как боялся привлечь к себе внимание надзирателей с дубинками.
– Да, но все обошлось, – он вспомнил вчерашние ощущения перед провалом в памяти. Робкие попытки ходить, боль, резко отдающую при каждом шаге, сдавленное дыхание, кровь на ладони. И с безмерным облегчением выдохнул, радуясь, что сегодня ничего этого нет.
– Вы в порядке?
– Почти, но не это главное, – от горячего дыхания губы его пересохли. – Самое страшное заключается в том, что я совершенно ничего не помню. И не знаю, что происходило со мной этой ночью, в течение которой, по словам копов, я и совершил эти два убийства.
– О, черт…
– Вот именно. Обвинения слишком серьезны, Эдди. Ты сможешь приехать, чтобы вытащить меня отсюда? – не дожидаясь ответа адвоката, писатель продолжил.
– Я звоню тебе из полицейского участка. У них здесь все в одном здании. И тюрьма, и участок. После звонка меня отведут в камеру, и сколько я там пробуду, я не знаю.
– Подождите… Скажите, свидетели в деле есть?
– Что? Здесь плохая связь. Что ты сказал, Эдди?
– Я спросил, свидетели, проходят по делу свидетели или нет?!
– Свидетели?
– Да, кто-нибудь видел вас ночью на месте преступления?
– Следователь говорит, что есть.
– Надо обязательно узнать, кто свидетель.
– Он говорит, что какая-то женщина…
– Надо будет допросить ее. Надеюсь, мне позволят.
– Делай все, что считаешь нужным, Эдди.
– Кто занимается вашим делом?
– Его зовут Антон Варга, он здесь главный. И он мне не верит. Здесь никто мне не верит! Ни одному моему слову.
– Обещаю, я свяжусь с ним и все выясню. Чуть позже я дам вам знать. – Я буду ждать, Эдди, черт возьми. Я буду ждать.
Тюремной камерой оказалось крохотное помещение в подвале полицейского участка. Мрачная комнатушка без окон с одной решетчатой дверью и железной, прикрученной к стене, койкой. В холодном воздухе висел тяжелый запах сырости. В углу у старого, почерневшего от ржавчины умывальника, стоял обшарпанный унитаз. Виктор с ужасом подумал о том, что рано или поздно ему придется на него сесть.
Еще по пути сюда его охватил озноб, который теперь в полутьме за решеткой усилился и превратился в настоящую дрожь. Он уселся на кровать и попытался отключиться. Однако за закрытыми глазами то и дело всплывал образ прекрасной незнакомки. Он помогал забыть о боли в горле и уносящем во тьму головокружении, но не способствовал сну.