«Ты знаешь кто ты, Юан? Знаешь?» — она прямо заигрывала. Крисси явно хорошо продумала ход действий, пока ходила за десертом. Теперь она обрушит свои наблюдения на нас. Я пожал плечами. «Посмотри на него. Мистер Крутой. Был везде, делал все. Ты же точно такой же, как Ричард и я. Бездельничаешь и гуляешь. Куда это ты собирался ехать после Амстердама?» «В Ибицу или Римини», — ответил я. «Туда, где рейверские тусовки и экстази», — заявила она. «Там хорошие тусовки», — кивнул я, — «да и побезопаснее винта». «Это, может, и правда», — сказала она раздражительно, — «но ты просто евротрэш, Юан. Мы тут все такие. Сюда примывает всякую мразь. Амстердамский порт. Мусорный ящик для европейского мусора». Я улыбнулся и достал новую бутылку Хайнекена из корзинки Ричарда. «За это стоит выпить. За Евротрэш!» — произнес я свой тост. Крисси с большим энтузиазмом ударила своей бутылкой по моей. Ричард с легкой неохотой присоединился к нам. Ричард, конечно же, бы голландцем, но акцент Крисси было гораздо сложнее определить. Иногда мне казалось, что у нее был Ливерпульский выговор, говорящий о том, что она могла принадлежать к английскому или французскомузажиточному классу, хотя я был уверен, что этот акцент был напускным. И все же я не собирался спрашивать ее лишь для того, чтобы она могла сказать: отовсюду.
Когда мы вернулись в Дам, я увидел, что Ричард боялся худшего. В баре он тщетно пытался споить нас алкоголем, отчаянно стараясь свести то, что должно было случиться, к нулю. Его лицо приобрело измученное выражение. Я собирался домой вместе с Крисси. Это было настолько очевидно, что она могла с таким же успехом дать объявление в газете. «Я так устала», — с зевком сказала она, — «это все морской воздух. Проводишь меня домой, Юан?» «Почему бы тебе не подождать, пока я закончу работу?» — Ричард был в отчаянии. «О, Ричард. Я так устала. Не беспокойся, Юан доведет меня до станции. Да?» «Где ты живешь?» — Ричард прервал ее, обращаясь ко мне, пытаясь получить хоть долю контроля над событиями. Я приподнял ладонь руки, останавливая его вопросы, и повернулся назад к Крисси. «Это самое меньшее, что я могу сделать после того, что вы с Ричардом сделали для меня сегодня. Кроме того, мне тоже пора спать», — продолжил я низким, маслянистым голосом, позволяя легкой усталой улыбке появиться на моем лице. Крисси чмокнула Ричарда в щечку. «Я позвоню тебе завтра, милый», — сказала она, осматривая его так, как мать смотрит на мрачного ребенка. «Спокойной ночи, Ричард», — улыбнулся я, когда мы уже уходили. Я распахнул дверь для Крисси, и когда она вышла, я оглянулся назад, чтобы посмотреть на измученного идиота за барной стойкой, подмигнул и приподнял брови: «Приятных сновидений.»
Мы прошли через район красных фонарей, через каналы Вурбург и Ахтербург, наслаждаясь свежим воздухом и суматохой. «Ричард безумно ревнив. Это раздражает», — задумчиво сказала Крисси. «Уверен, что его сердце в нужном месте», — сказал я. Мы прошли к центральной станции в полнейшей тишине, дойдя до того места, где останавливался трамвай Крисси. Она жила прямо за стадионом Аякса. Я решил, что пришло время огласить мои намерения. Я повернулся к ней и сказал: «Крисси, я хочу провести эту ночь с тобой». Она повернулась ко мне, глаза полузакрыты, челюсть немного выдавалась вперед. «Я думала, что ты захочешь», — самодовольно ответила она. Она обладала просто потрясающим высокомерием. Дилер, стоявший на мосту над Ахтербургским каналом, выловил нас своим взглядом. Показывая хорошее чувство нужного момента и обладая отличным знанием рынка, он прошипел: «экстази для секса». Крисси удивленно вскинула брови и стала было останавливаться, но я повел ее дальше. Люди говорят, что экстази хорош для траханья, но лично я под экстази могу только танцевать и обнимать незнакомых людей. Да и вообще, мой последний раз был так давно, что мои яйца попросту разрывались от желания. Последнее, что мне было нужно, так это афродизиак. Крисси мне не нравилась. Мне нужно было трахнуться. Все было настолько просто. Героин часто накладывает сексуальный мораторий на пользователя и послегероиновое сексуальное пробуждение захватывает тебя без всякого разбора — зуд, который только и ждет, чтобы его почесали. Мне надоело сидеть и дрочить в передней Рэба/Робби, распространяя затхлый мускатный запах спермы, смешивающейся с дымом гашиша. Крисси делила квартиру со слегка нервной и вполне смазливой девочкой — Маргрит, которая постоянно кусала свои ногти, закусывала нижнюю губу иговорила на беглом голландском и медленном английском. Мы немножко поболтали, потом мы с Крисси направились к кровати в ее светлой спальне. Я начал целовать и трогать ее, мысли о Ричарде не покидали меня ни на секунду. Я не хотел сексуальных игр, я не хотел заниматься любовью, не с этой женщиной. Я хотел трахнуть ее. Сейчас же. Единственной причиной, по которой я лапал ее, был Ричард. Я решил, что, потратив время на это, я добьюсь большего контроля над ней, тем самым получив возможность доставить ему больше неприятностей. «Трахни меня…» — прошептала она. Я откинул одеяло и против желания скривился, увидев ее влагалище. Оно было ужасным: воспаленное и в шрамах. Она слегка смутилась и застенчиво объяснила: «Мы с подружкой играли в игры… с пивными бутылками. Просто все немножко вышло из под контроля. Уменя здесь все воспалено…» — она потерла свою промежность, — «трахни меня в задницу, Юан, мне это нравится. У меня тут есть вазелин». Она нагнулась над спальным столиком и вытащила банку с KY. Она начала намазывать мой затвердевший член. «Ты ведь не будешь возражать? Засунуть мне в задницу? Давай любить друг друга как животные, Юан… мы и есть животные, евротраш, помнишь?» Она перевернулась и стала намазывать вазелином свою задницу, начиная со складки задницы, а затем и саму дырку. Когда она закончила, я засунул ей палец, проверяя на дерьмо. Против анального секса я ничего не имею, но я терпеть не могу дерьма. Дырка была чистой, кроме того, гораздо симпатичнее ее пизды. Ее будет гораздо приятнее трахать в задницу, чем в разорванную, исчерченную шрамами щелку. Игры со щелкой. Пошло все это нахуй. С Маргрит? Уверен, что нет! Даже не принимая во внимание эстетическую сторону вопроса, я боялся кастрации, представляя ее дырку полной битого стекла. Я смирюсь с задницей. Она, несомненно, делала это раньше, много, много раз — настолько легко я вошел в ее задницу. Я схватил ее тяжелый зад обеими руками, в то время как ее отвратное тело прогибалось передо мной. Думая о Ричарде, я прошептал ей: «Я думаю, что тебя надо защищать от тебя самой». Я агрессивно двигался и был шокирован, увидев свое отражение в зеркале — перекошенное, ухмыляющееся, уродливое. Энергично потирая свою воспаленную пизду, Крисси кончила, ее толстые складки болтались со стороны в сторону, когда я запустил свою струю ей в ректум. После секса я почувствовал сильное отвращение к ней. Просто лежать рядом с ней требовало от меня неимоверных усилий. Тошнота почти овладела мной. В какой-то момент я попытался отвернуться от нее, но она обняла меня своими большими рыхлыми руками и прижала к своим грудям. Я просто лежал, потея холодным потом, переполненный само-отвращением, сжатый между ее грудей, которые были на удивление маленькими для ее телосложения.
В течение недель мы с Крисси продолжали трахаться всегда точно так же. Обидчивость Ричарда увеличивалась прямо пропорционально этим сексуальным занятиям, потому что, хотя я и согласился не рассказывать Ричарду о наших с Крисси отношениях, отношения наши были более или менее открытым секретом. При любых других обстоятельствах я бы несомненно настаивал на прояснении роли этого мягкотелого дурачка. В данном случае я уже планировал отделить себя от Крисси. Для того, чтобы это было легче сделать, лучше всего было держать Крисси и Ричарда вместе. Странно было то, что у них, казалось, не было друзей, только поверхностные знакомства с такими типами, как Сайрус, мужик, который играл в пинболл в баре Ричарда. Принимая это во внимание, последнее, что я хотел сделать — это настроить их друг против друга. Если это произойдет, я никогда не смогу избавиться от Крисси, не доставив сучке сильной боли. Какие бы у нее не были недостатки, этого ей больше не надо было. Я не дурил голову Крисси; и я сейчас не пытаюсь оправдаться перед своей совестью. Я могу это сказать с полной уверенностью и я очень ясно помню наш разговор в кафе на Утрехтестраат. Крисси строила самонадеянные планы о том, как я перееду жить к ней и буду помогать ей по хозяйству. Это было вызывающе неуместным. Тут я сказал ей прямо то, что говорил ей своим поведением в течение всего нашего знакомства. Если бы только она удосужилась увидеть это. «Не ожидай от меня того, чего я не могу тебе дать, Крисси. Ты тут, конечно, не при чем. Все дело во мне. Я не могу быть частью серьезных отношений. Я никогда не могу стать тем, кем ты хочешь меня видеть. Я могу быть другом. Мы можем трахаться. Но не проси меня дать тебе нечто большее. Я не могу». «Кто-то, должно быть, причинил тебе сильную боль», — сказала она, покачивая головой, выдыхая анашовый дым. Она пыталась превратить свое чувство обиды в жалость ко мне, и у нее это плохо получалось. Я помню наш разговор в кафе так хорошо потому, что он произвел на нее совершенно противоположный эффект, нежели я рассчитывал. Ее стало тянуть ко мне еще сильнее; я как будто бросил ей новый вызов. Все, что я сказал, было правдой, но, возможно, не полной правдой. Я немог дать Крисси нечто большее. Никогда нельзя соорудить чувства там, где их нет. Но наступило время перемен. Я почувствовал себя физически и душевно сильнее, почувствовал готовность открыть свою душу, почувствовал готовым отбросить неприступную скорлупу мрачности. Оставалось только найти подходящего человека.