После всех пролитых слез в какой-то момент времени плакать она себе просто запретила. А вместо этого включила голову. И решение об источнике информации нашлось тут же.
Они сидят с Гришей в кафе, ни он, ни она не проявляют никакого интереса к принесенному заказу.
- Гриш, расскажи мне все, что знаешь.
Оз медленно кивает. Он совершенно точно знает, откуда у Маши интерес. Он уже почти забыл о том эпизоде, когда пытался поцеловать Масяню, а она ему прямым текстом ответила, куда ему идти со своими поцелуями. Он не очень-то и рассчитывал на успех, но помнит точно, что сказал ей тогда: "Передумаешь - позвони мне. Я буду ждать". Она позвонила, но причина - Бас. Его это сейчас уже и не огорчает, собственно.
Гриша задумчиво отпивает горячий зеленый чай, собираясь с мыслями. А потом решает действительно сказать правду. Все, что знает сам и от Васькиного отца.
- Значит так, Маш. Все более-менее важные системы в организме ему запустили. Последствия травм органов брюшной полости, там разрывы были и... - он увидел, как она побледнела, и поспешил исправиться: - Извини, я про подробности не буду...
- Говори все! - у нее такой взгляд, что Озу становится неловко.
- Да это не важно, собственно. С мягкими тканями разобрались, вроде бы. Сосуды там починили в первом приближении, какие смогли. Ампутации ноги, слава Богу, удалось избежать.
Под ее пальцами опрокидывается кружка с чаем. Пока подошедшая официантка убирает последствия такой неосторожности, они молчат. Оз ругает себя за опрометчивое решение рассказать уж совсем все, Мария ругает себя за несдержанность: она должна быть сильной!
- Рассказывай дальше, - она говорит ровно. - Извини, больше не повторится.
Григорий качает головой, но все же продолжает:
- В общем, суть в том, что ему в ближайшее время предстоит пара операций, или три - как получится. Будут пытаться восстановить... собрать ноги. Ну и... от исхода операций зависит - будет он ходить или нет.
Медленно выдохнула. Медленно вдохнула.
- Что говорят врачи?
- Да что говорят... Ничего! Никаких гарантий, будут делать все, от них зависящее. Там возможности, конечно, офигенные, Ваське повезло. Если там не сделают, то уж... Вот так вот, Маш.
- Значит, если у них не получится...
- Тогда - в инвалидное кресло.
Она не зря над собой работала. Даже не вздрогнула на эти слова.
- А что... Бас? Как он?
- Я говорил с ним по телефону... пару дней назад. Хорохорится... Это же Бас. Прикалывается, байки всякие травит. Только, знаешь... если уж совсем начистоту... Он уже смирился с мыслью, что его прорайдерская карьера... закончилась. Кататься так, как он мог - это ему уже никак не светит, что бы врачи ни сделали. Там сосуды магистральные не все смогли восстановить на ногах. Но хотя бы ходить... вернуться к более-менее полноценной жизни. Он уже думает только об этом. И... - Оз вздыхает, хмурится, но говорит дальше: - Он боится. Я чувствую - он, блядь, боится. Да и кто бы на его месте не боялся?!
У нее масса новой информации для размышления. Благодаря Озу.
- Спасибо, Гриш. Я могу тебя попросить?
- О чем?
- Держи меня в курсе, если что, хорошо?
- Хорошо, Маша.
Оз не спрашивает Машу, почему именно он должен держать ее в курсе. У каждого свои заморочки.
____________
- Стас, ты можешь что-то с этим сделать?!
- Не представляю, каким именно образом, Дмитрий.
- Мне категорически не нравится, что моя дочь ошивается по кладбищам! Как ей вообще пришла в голову эта идея?! Скажи ей, что это ненормально!
- Я не могу запретить или указывать художнику, что ему делать.
- Художнику! - фыркает Тихомиров. - Ну, неужели ей нельзя заняться чем-то нормальным?! Предложи ей что-то! Что-то приличное, а не кладбище!
- Она работает, - спокойно отвечает Стас. - Насколько я в курсе. Хотя не в восторге от того, чем она занимается.
- Я тоже, знаешь ли! Днем калымит на свадьбах, вечерами ходит на кладбище и фотографирует! Как это вообще можно совместить?!
- Маша говорит, - в разговор вмешивается Катя, - что для того, чтобы снимать что-то, чтобы это получилось хорошо, в это надо немножко влюбиться. А она сейчас может... только вот такое...
- Катя истину глаголит.
- Бред! - не соглашается Дмитрий. - Полный бред! Вот ты, Даша, ты испытываешь что-то к своим пациенткам?
- Если я буду испытывать что-то к той женщине, которую оперирую, я ее убью. Врач должен быть равнодушен и отстранен. Но здесь же другое дело.
- Что за блажь у нее заниматься именно этим?! - Дмитрий устало ерошит волосы. - Зачем ей это?! Ей мало горя, что ее тянет на кладбище?! Или я чего-то не понимаю?
- А ты действительно не понимаешь? - Соловьев внимательно смотрит на друга.
- Нет! Что, это приносит ей облегчение - смотреть на горе других?!
- Ну, не совсем так... Просто это единственное, что она сейчас может нормально воспринимать, видимо. Что может фотографировать.
- Ну, а свадьбы?! Свадьбы-то ей зачем? Что за американские горки? Ты же сам говорил, что это халтура, а не творчество! Я уже нихрена не понимаю! - Дмитрий почти кричит, но никто его не одергивает.
- Это то, на чем она может заработать.
- Да зачем ей работать?! Раз она в таком разбитом состоянии? Чтобы отвлечься?!
- Ты действительно плохо знаешь свою дочь, - невесело усмехается Соловьев - Она просто зарабатывает деньги. Сам догадаешься, для чего?
- Да не может быть...
- Уверяю тебя. Она собирается уехать туда. Снова.
- Черт! Черт!! Чееерт!!!!! - удар кулака в стену. - Не отпущу!
- Она тебя не спросит.
_________________
- Тима, здравствуй.
- Здравствуй, родная. Как ты? Как сын?
После паузы - шелестящий вздох. Или всхлип.
- Аль, что такое? Что-то случилось? С Васькой?
- Нет, наверное. Или... да.
- Говори толком!
Еще один вздох.
- Прости, дорогой. Я понимаю, что у тебя... работа, важная. И без тебя там не справятся. Но без тебя тут... не справляюсь я.
- Да что случилось, Ален?! Скажи нормально!
- Васька... он... мне кажется, он сдался.
- Что это значит?!
- Ты же знаешь, ему через неделю операцию делать будут. И по итогам этой операции будет ясно, сможет он ходить... или нет. А он...
- Что он?!
- Он целыми днями смотрит какие-то идиотские боевики. Знаешь, те, где море крови, много оружия и никакого смысла. Или играет в компьютерные игрушки - такие же дурацкие. Доктор говорит, что игры - это хорошо, развивается тонкая моторика рук. Но меня волнует не моторика рук. А его душевное состояние.
- А что с ним не так?
- Ему на все плевать, он ко всему равнодушен. Он... он будто устал бороться. И очень сильно боится. Боится результата операции, боится того, что... не получится.
- Боится?! Васька?! Наш Васька?! Да ну, он же боец!
Арлетт на другом конце телефонной трубки еще раз вздыхает.
- Я тебе не рассказывала. Пару недель назад... или около того... я застала у дверей его палаты какую-то девицу, русскую. Как она туда попала - вопрос отдельный. Но когда я зашла к Ваське, сразу после нее... наш сын плакал! Наш сын! Который не плакал, когда в шесть лет ногу сломал! Который не плакал, когда умер его любимый спаниель Гектор! А тут... лежит, отвернулся к окну и слезы на щеках.
- Ты думаешь... - Артем удивлен, озадачен, - что состояние Васьки связано с этой девушкой?
- Не знаю! Возможно. Я ей сказала, чтобы она и близко не подходила к Васе, что он ее видеть не хочет. И персоналу дала строжайшие указания никого к нему не пускать, кроме нас. Совершенное безобразие! Но... я не знаю, возможно, это как-то связано.