Он рассказал ей о том, что было после падения. Что он чувствовал в первые месяцы, придя в себя. Как заново учился жить. И как ждал ее в эти три недели. Рассказал честно, откровенно, не боясь показаться слабым и жалким. Доверился, поверил ей. И она в ответ рассказала ему, как выживала у ноутбука в те страшные дни. И что чувствовала, когда он сказал, что она не нужна ему. В темноте, в теплом коконе под одеялом они исповедовались, плакали и жалели друг друга. И это исцеляло обоих и притягивало друг к другу еще сильнее.
__________________
А было и другое. Бас категорически настаивал, чтобы Маша ходила по дому голой. Утверждал, что, когда они наедине, наличие одежды на таком теле - преступление и святотатство. Маша смеялась и требовала ответного жеста от него. А вот тут ее ждало неожиданное открытие. Он сначала отнекивался, мотивируя тем, что для этого он недостаточно хорош. Но полную картину Маша оценила, лишь когда выказала намерение поласкать своего мужчину ртом.
- Не нужно... - хрипит и тянет ее за плечо вверх.
- Бас?! - она не верит тому, что он сам отказывается.
- Не нужно... меня, давай лучше я тебя...
Она уже достаточно хорошо его знает, чтобы понимать - это неспроста.
- Что случилось? - подтягиваясь наверх и требовательно заглядывая ему в глаза. - Что не так?
Он отводит взгляд, даже лицо отворачивает. Что он там себе еще напридумывал, идиот несчастный!?
- Маш, я... я теперь далеко не так привлекателен... как раньше. Я же веса потерял... почти двадцать килограмм. Да и исполосовали меня всего, шрамы везде - руки, ноги... живот. Не нужно. Тебе будет неприятно.
Но почему он такой безмозглый! Маша не собирается с ним церемониться.
- Я люблю тебя. Ты для меня самый красивый. Килограммы - дело наживное, А шрамы... - тут она рукой берет его за "живое", он резко выдыхает, - только украшают настоящего мужчину. Так что заткнись, получай удовольствие и не мешай мне всякими глупостями.
Заткнуться совсем у него не получилось, а все остальное он дисциплинированно исполнил.
Он действительно похудел, это заметно. И Маше ужасно хочется его видеть прежним, крепким, сильным, с перекатывающимся под теплой кожей внушительным рельефом мышц. И он еще будет таким, она в этом твердо уверена. Но сейчас... Вдруг становится ужасно стыдно, что она такая белоручка, и не может его побаловать чем-то вкусненьким собственного приготовления. Но разными вариантами омлетов она его пичкала каждое утро, впрочем, Бас утверждал, что ему нравится. А днем или ближе к вечеру они выбирались покушать в кафе, и оттуда Маша непременно уносила огромный бумажный пакет с вкуснейшей местной выпечкой. Чтобы еще на ночь напоить его молоком с булочками, пончиками и прочими штруделями.
_____________________
Он завел новую моду - любить ее медленно. Томить и сводить с ума прикосновениями - пальцев, губ, языка. Доводил ее до беспомощных и тихих "пожалуйста", до немой мольбой разведенных бедер, до рук ее, сметающих все с прикроватной тумбочки в попытках нащупать презервативы. И входил в нее мучительно медленно, не позволяя ей самой в одно движение отдаться ему. И потом, как результат... она улетает первая, он замирает на время, держит ее и гладит нежно, пока она не перестает дрожать. И начинает снова... Иногда она успевает два раза.
_____________________
Утро. Она рассматривает его, спящего. Потихоньку стащила с него простынь, полностью. Больно, больно до сих пор за него. Больно видеть то, как все еще проступают кости под кожей, и вязь шрамов на обеих ногах, и багровые росчерки рубцов на животе. Но она любит его, любит таким, какой есть. Он еще станет сильным, как прежде. Маша потихоньку трется носом о его шею, Бас вздыхает, не открывая глаз, обнимает ее и тут она замечает...
На плече - багрово-красный кровоподтек, совсем как те, после падения, которыми он был покрыт весь.
- Вася, что это?!
Он лениво открывает глаза.
- Где?
- Вон, на плече!
Он скосил взгляд.
- Это ТЫ меня спрашиваешь, что это? Неужели не помнишь?
Она не понимает пару секунд. Потом понимает. Заливается краской, до сих пор с ней это случается регулярно в его присутствии, несмотря на все, что у них было.
- Это что, я?!
- Угу.
- Не может быть! Когда?..
- Сегодня ночью. Примерно, - он с наслаждением потягивается, зевает, - между девятой и двенадцатой фрикциями. Точнее не скажу, не помню.
- Ах ты, бесстыжий! - в его голову летит подушка.
- Ну и где справедливость? Кусаешься ты, а бесстыжий - я?
__________________
Утро. Он рассматривает ее спящую. Жидким растопленным шоколадом волосы по подушке. Роскошные темные ресницы оттеняют щеки. Губы... какие же у нее красивые губы. Розовые, нежные. Стягивает простынь. И там, ниже, тоже - розовые, нежные. Проводит ладонью по идеальным округлостям, потом еще ниже, по шелковому животику, там, дальше - тоже розовое и нежное...
- Василий, вы маньяк, - не открывая глаза, голос хриплый спросонья.
- Угу. Только вот вы, Мария, - мягко касается губами соска, - поздновато осознали этот факт. Теперь деваться некуда...
Она прогибается навстречу прикосновениям его языка. Ее пальцы касаются его затылка.
- А я и не собираюсь...
__________________
Она у него хочет спросить, спросить о чем-то важном, для него и для нее важном. Но боится. А потом... если он действительно доверяет ей...
Они сидят в гостиной, Маша на диване, Бас пристроился на полу, возле ее ног, совершенно по-кошачьи подставляя ей голову на предмет погладить. Попытка посмотреть телевизор с треском провалилась, в переводе Баса то, что с виду казалось романтической комедией, звучало как трэш. Комментарии такие, что Гоблин бы позавидовал.
- Вась?..
- М? - устраивая поудобнее голову на Машиных коленках.
- А ты уже решил... чем будешь заниматься?
Он молчит. Молчит так долго, что она понимает: обидела его, рано спросила, надо было подождать.
- Решил.
- И что это? - осторожно.
- Знаешь, Маш, - голос его задумчив. - Я ведь думал об этом. Давно думал. И много. Понимаешь... - вздыхает, - я уже не смогу... быть кем-то иным. Без гор не могу. Я в офисе сдохну. Даже если пойду учиться, получу какое-то образование специальное - экономическое там... - тут его совершенно неосознанно передернуло, - или еще какое... Без толку это. Я только здесь, - неопределенный жест в сторону невидных сейчас из шале, но бывших вокруг повсюду гор, - смогу как-то существовать.
- Но ты же не сможешь... - как бы поаккуратнее сказать?! - как раньше...
- Нет, конечно, - он говорит спокойно, может, лишь легкая тень сожаления в голосе. - Это даже не обсуждается. С про-райдерской карьерой покончено.
- Что тогда? Будешь спасателем, как отец?
- О, нет! Как отец точно не буду. Он... таких, как он, больше нет. Лучше его быть невозможно, а хуже - не хочу. Он... он понимает горы, он их чувствует. Не знаю, как объяснить. А я так не могу. Для меня горы - это средство для получения фана, кайфа. Среда обитания, средство... но я не понимаю их так, как батя.
- Тогда кем?
- Ты будешь смеяться.
- Не буду.
- Я решил стать инструктором.
- Инструктором? - она удивлена. Вспоминает тех инструкторов, что встречались ей. - Что, будешь симпатичных беспомощных дамочек на лыжах учить кататься?
Теперь уже удивлен он. Поворачивает голову, смотрит ей в глаза.
- Маша, что за тон? Ты что... - неверяще: - ревнуешь?!