Александр Степанович Грин
Судьба, взятая за рога
I
В декабре месяце луна две ночи подряд была окружена двойным оранжевым ореолом, — явление, сопутствующее сильным морозам. Действительно, мороз установился такой, что слепец Рен то и дело снимал с замерзших ресниц густой иней. Рен ничего не видел, но иней мешал привычке мигать — что, будучи теперь единственной жизнью глаз, несколько рассеивало тяжелое угнетение.
Рен и его приятель Сеймур ехали в санях по реке, направляясь от железнодорожной станции к городку Б., лежащему в устье реки, при впадении ее в море. Жена Рена, приехав в Б., ожидала мужа, уведомленного телеграммой. Съехаться здесь они условились полгода назад, когда Рен не был еще слепым и отправлялся в геологическую экскурсию без всяких предчувствий.
— Нам осталось три километра, — сказал Сеймур, растирая изгрызенную морозом щеку.
— Не следовало мне вовлекать вас в эту поездку, — сказал Рен, — вот уж, подлинно, слепой эгоизм с моей стороны. В конце концов, я мог бы великолепно ехать один.
— Да, зрячий, — возразил Сеймур. — Я должен доставить вас и сдать с рук на руки. К тому же…
Он хотел сказать, что ему приятна эта прогулка в пышных снегах, но вспомнив, что такое замечание относилось к зрению, промолчал.
Снежный пейзаж, действительно, производил сильное впечатление. Белые равнины, в голубом свете луны, под черным небом — холодно, по-зимнему, звездным, молчащим небом; неотстающая черная тень лошади, прыгающая под ее брюхом, и ясная кривая горизонта давали что-то от вечности.
Боязнь показаться подозрительным «как все слепые» помешала Рену спросить о недоговоренном. Недалекая встреча с женой сильно волновала его, поглощая почти все его мысли и толкая говорить о том, что неотвратимо.
— Лучше, если бы я умер на месте в эту минуту, — искренно сказал он, заканчивая печальным выводом цепь соображений и упреков себе. — Подумайте, Сеймур, каково будет ей?! Молодая, совсем молодая женщина и траурный, слепой муж! Я знаю, начнутся заботы… А жизнь превратится в сплошной подвиг самоотречения. Хуже всего — привычка. Я могу привыкнуть к этому, убедиться, в конце концов, что так нужно, чтобы молодое существо жило только ради удобств калеки.
— Вы клевещете на жену, Рен, — воскликнул не совсем натурально Сеймур,
— разве она будет думать так, как сейчас вы?!
— Нет, но она будет чувствовать себя не совсем хорошо. Я знаю, — прибавил, помолчав, Рен, — что я, рано или поздно, буду ей в тягость… только едва ли она сознается перед собой в этом…
— Вы делаетесь опасным маньяком, — шутливо перебил Сеймур. — Если бы она не знала, что стряслось с вами, я допустил бы не совсем приятные первую, вторую неделю.