Две сотни лет противостояния – ведь были же схватки, стычки, бои, атаки, нападения…
То первое поражение. И ночевка в стане великанов-пастухов, каких-то титанских детей, когда нам втроем пришлось стоять спиной к спине в кромешной тьме, прорезаемой только желтыми глазами – без конца и края. Еще вспоминается столкновение на островке Итака, когда мы старательно делали вид, что разыскиваем Офиотавра, а подручные Крона и впрямь его разыскивали.
Посейдон помнится хорошо: с утробным воплем бросающийся на врага, дрожит земля под ногами, набухшее от гнева лицо, он и сам как будто вырастал, и копье казалось в его руке меньше тростинки.
Зевс же – белое пятно. Высверк блестящей, похожей на молнию лабриссы. Ослепляющая вспышка солнца в волосах. Воющие и прикрывающие глаза противники…
Всё.
У всех так. Каким он был в бою? Молния в руке!
Он был… ну, там точно была молния!
Молния.
Словно он был молнией до того как Арг протянул ему это произведение кузнечного труда.
Молния лежала на ладони Зевса – белая, отлитая из холодной, обжигающей ярости. Молния нетерпеливо подрагивала, натирая кожу ладони до волдырей.
Молнии хотелось – вперед, где рати Крона.
Зевс, встрепанный и выглядящий до смешного юным, с отрешенным выражением смотрел на свою ладонь – на скованную из ледяного пламени стрелу на ней.
Молчал – нет, не молчал, прислушивался.
Будто мог услышать отсюда, из долины в центре Фессалии, как стонет на Олимпе рожающая своего первенца Гера.
За грубым хохотом титанов и великанов. За хищными выдохами драконов – небосвод на юге налился алым, как болванка в кузнице. Подогрели – хоть сейчас можно мясо на углях печь. За упоенными звуками глотания слюны – от чудовищ, которые тоже бы от мяса не отказались, хоть от жареного, хоть от такого. За хохотом лапифов – тех из вольных племен, что склонились на сторону Крона, пировать идут – не воевать…
За звуками войска, которое мы успели сколотить за годы обманчивого перемирия: резкими командами, бряцанием щитов, ржанием кентавров, нестройными песенками сатиров и отрывистой бранью людей Медного века.
Нет, не слышно родовых криков Геры – зато скоро будут другие стоны, побольше и погромче.
Дул в сторонке на обожженные пальцы Посейдон, люто поглядывая на ладонь Зевса.
– Оружие, тоже мне…
Черногривому тоже достался подарочек от Циклопов – трезубое копье, его настойчиво протягивал Бронт.
– Для силы, значит, чтобы, – повторял он, поглядывая почему-то на Зевса и с опаской.
–А острий-то столько зачем?
– Так для силы-то… тебе для силы-то одного мало будет!
Посейдон бросил дуть на пальцы и покрутил в них новообретенное оружие. Пробормотал удовлетворенно: «Легло-то как! Аж руке горячо…»
Стероп наворачивал круги вокруг меня – нет, вокруг Эвклея. Вредный распорядитель и Циклоп прониклись обоюдной симпатией, потому что: «Баранья ляжка под дикий чеснок – это да!».
Стикс в черных доспехах замерла, глядя туда, где алело небо, – в глазах титаниды отражался мрачный холод вод ее реки. Двое ее сыновей, Сила и Зависть, каменели за материнской спиной, готовы ловить каждый жест, каждый вздох. Ни жеста, ни вздоха не было – и застывшие бледные губы не предвещали победы, которую обещал Эреб…
Афина была с войсками: воодушевляла красотой, восхищала мудростью, стращала умом. Зевс ее туда и отослал с самого начала, заметив:
– Боевой дух будет выше Урана. Такой уж дар у дочки: что солдаты, что лавагеты… как посмотрят – проникнутся: «А я что же, не мужик?!»
И осекся – снова прислушался.
Мойры сказали – сын будет… вот Зевс и не мог оторваться мыслями от Олимпа.
– Не по вкусу-то? – крякнул Арг. Молний у него был полон колчан – чуть надел на толстенную ручищу.
Зевс вздрогнул, взглянул туда, где зловеще алел горизонт…
Преображение свершилось немыслимо быстро – куда и делся отрешенный взгляд, растерянный муж, ждущий первенца.
Пять загорелых молний-пальцев сжались вокруг одной – белой.
– По вкусу, – вздернулся упрямый нос к небесам («Приду – узнаете!»). – Еще как по вкусу… Братья!
Высверк в серых глазах. Ярче колесницы Гелиоса. Нет слов – такой взгляд читать не надо, такой взгляд просто переливается в тебя и течет по венам вместо ихора – прозрачной молнией, покалывая кончики пальцев.
И тебя наполняет до краев. Счастливая одержимость мальчишки, которому дали настоящее оружие, и ощущение от последней рухнувшей преграды, и радость от того, что это сегодня – сегодня решится! Сейчас или никогда, братья… сестры…