Я дернул щекой и отвел взгляд. Посейдон тут причем…
– Так вот, послали Гермеса за Гефестом. А тот ни в какую, несколько месяцев упрашивать пришлось. Потом Гермес его на скорую руку споил и приволок на Олимп. Тут Гефест Геру, значит, освободил, помирился с ней, в подпитии-то… ну, а младший его сходу как сына признал и в жены хотел Гебу дать…
Посейдон немного посидел, глядя на меня. Потом пробормотал скороговоркой:
– Это тоже их с Герой дочь. Я просто на случай, если ты вдруг не знаешь. Ну, не угодила ему Геба, он еще на Афину заглядывался… сошлись на Афродите. Во…
Он помолчал и заключил:
– Да, тебя давно не было.
Нектар не лез в горло. Я не появлялся на Олимпе почти столетие – восемьдесят девять лет, если точнее. Вместо этого я метался по всему миру.
Невидимкой, большей частью, оставляя по себе жуткую славу.
Смертные шептали, что Зевс стал всеслышащим и всекарающим: едва только соберешься перейти на сторону Крона – твою голову наутро найдут отдельно от тела. И головы твоих лавагетов. Это в лучшем случае. Бывали намеки пострашнее – вроде жен, обращенных в воронье, проросших из сыновей деревьев, спаленных домов…
В бою опрокидывались колесницы тех, кто присягнул Повелителю Времени.
Леденил сердца беспричинный ужас, от которого обращались в бегство войска.
У правителей не оставалось выбора: они поворачивались лицом к Зевсу.
Зная, что Крон будет мстить за предательство, они готовились драться до последнего.
Повелитель Времени мог рассчитывать только на титанов, на свой серп… и на бессмертных.
Но с бессмертными я тоже не раз и не два перешел ему дорогу.
Я был у тельхинов – два года убил на то, чтобы выбить из них хотя бы невмешательство.
Был на Пелопонесе – и там поубавилось военных лагерей.
Был у Океана – и услышал, что Посейдону удалось перетянуть на нашу сторону еще нескольких титанов моря…
Я был у лестригонов, я видел кладки драконов в пышущих жаром вулканах (четверка едва успела унести меня оттуда: хтоний не спас), я дрался, и дрался, и дрался, не снимая с головы шлема, срывая войскам Менетия захват плодородных областей Эпира, не выпуская Кроновы войска с Фессалии…
Я был на краю света, и мой шлем обдавали соленые брызги.
Я не был на Олимпе. Мне хватало знаков, доносившихся со сплетнями и вестями, иногда – с Иридой.
Столетие малых войн.
Фессалия стала местом коротких боев и стычек. Мелькали молнии Зевса – и устрашенные рати Крона катились вспять, к Офрису. Являлась подмога кроновым ратям в другом месте – и отступали наши союзники.
И вот оказалось, что все эти годы они теснили нас к Олимпу, и теперь своей сферой влияния мы можем назвать лишь шестую, если не седьмую часть Фессалии, и, судя по приготовлениям у Офриса, недалек последний бой.
В недрах Тартара – полузмея Кампе. На случай, если мы в отчаянии все же решим освободить Гекатонхейров.
А Громовержец занят подсчетом отпрысков.
Я кивнул и поднялся.
– Последний вопрос. Чем он занят настолько, что ты уволок меня от дверей силой?
Посейдон вдруг замялся. И без того здорово-алые щеки Жеребца стали малиновыми, потом густо-багряными.
Упер глаза в столешницу.
– Ну, там… понимаешь, дело такое… В общем, там роды.
– Роды.
– Ага. Рожает, понимаешь, помаленьку… Ну, и все там собрались. Такое дело.
Я молча встал, пересек свою комнату и толкнул дверь.
Щуплая девчонка в половину моего роста ойкнула и схватилась за лоб. Ухоженное дитя в расшитом серебром пеплосе, с обилием браслетов на руках, но с диковатым, рассеянным выражением лица.
На меня она воззрилась с ужасом. Словно ожидала увидеть что-то другое.
– А я Тиха, – пролепетала она, когда я не слишком вежливо поднял ее за шиворот. – Б-богиня с-случая…
– И как ты тут очутилась?
Непутевое чадо развело руками.
– С-случайно!
– Дочь Зевса, – уточнил я то, что в уточнении не нуждалось. Рванул дальше по коридору, не дожидаясь кивка.
Посейдон за мной не последовал и не пытался удержать.
Коридоры были пусты.
И то, и другое было вызвано одним обстоятельством: здесь помнят мой нрав.
Дверь тронного зала сорвалась с петель.
– Радуйся… брат.
Украшений, в особенности художественной ковки, в зале прибавилось. Стоял золотой трон рядом с Зевсовым – для Геры, должно быть, работа того самого Гефеста, искусного в кузнечном ремесле. Сам Гефест – неподалеку от своего произведения: чумазый, широкоплечий, шея незаметно переходит в голову, борода подпалена. Дальше замерли и переглядываются неуловимо схожие брат и сестра, сестра выглядит мужественнее томного красавца-брата. Колчаны за плечами. Ясно, Аполлон и Артемида.