Я смотрел на огонек на том конце своей темницы – размыкающий темноту, делающий миром фантазии весь мир, который я для себя создал…
– Радуюсь, сестра.
– Ты не радуешься, – она погладила меня по руке. – У тебя грустные глаза. Ты устал быть здесь?
– Я не знаю иного.
– Жаль, у меня нет нектара или амброзии. Это приободрило бы тебя. Хочешь, я расчешу тебе волосы?
Ощущать ее руку было жгуче-непривычно – теплые, невесомые касания, от которых я сперва ежился и пытался увернуться, потому что они не были похожи на знакомые мне прикосновения скал и меча, на шершавую кожу Гелло под боком. Но Гестия была терпеливой, и я сдался.
– Расскажи мне о том, что там… вовне.
– Там совсем не так темно, – отозвалась задумчиво. – И не так тихо. Я видела немного: мама держала меня в пещере, она надеялась, что отец забудет обо мне…
Одного не понимаю, зачем старый тиран глотает дочерей? Меня – понятно, я наследник. От них-то ему какой вред – боится увидеть личико Геры и помереть от разлития желчи?
– Но я видела, как Гелиос-солнце гонит свою колесницу с востока на запад, он мне помахал, и это было очень красиво. Я слышала пение птиц, оно почти как солнечный свет, только для ушей. Я видела огонь: он согревал меня, когда Нюкта набрасывала свое покрывало на небо. Я взяла с собой немножко – смотри – в ее руке полыхнул маленький огонек, я сощурился. – А потом мать пришла и понесла меня, и тогда я увидела море… большое… оно дышало, и над ним стояла и смотрела Ирида-радуга, она тоже мне улыбнулась.
Наверное, этому вечному ребенку все улыбаются. Кроме старшего брата, который разучился этой мудреной науке сколько-то вечностей назад.
Гестия словно догадалась о том, что крылось за моим молчанием, и тут же принялась меня жалеть, будто я был младенцем: с поглаживаниями по голове и укачиванием, которое неприятно напомнило мне самый первый, солнечный день жизни.
– Бедный, бедный… ты был первым из нас, ведь так? Ты не увидел моря, не помнишь пения птиц, только темнота, – я попытался сбросить ее руки, но она не унималась. – Ты просто… потерпи еще немного, и скоро все закончится.
– Разве что у него случится грандиозная отрыжка, – собственный голос казался неверным, треснувшим.
– Нет. Но ведь он рано или поздно придет.
«Кто?»
«Тот, который освободит нас и победит отца. Брат».
Я не заметил, когда мы перешли с ней на разговор взглядами. Пламя в ее горсти вызывающе разгоняло тьму, делая ее вокруг огонька однородной – черной.
«И ты готова жить здесь, чтобы ждать?»
«Для чего же ты тогда здесь живешь?»
«Разве жить обязательно нужно для чего-то? Можно ведь – потому что просто нет другого выхода».
«Но тогда это очень унылая жизнь. Разве не так? Когда уже ничего не ждешь».
На это у меня не нашлось ответа. Может, он был и отыскался бы, додумайся я пошарить во тьме вокруг себя как следует – но я не стал. К тому же, недалеко захрустели мелкие камушки под когтями Гелло, и Гестия поднялась. Глаза ее улыбались.
«Приду еще, брат. Ждать лучше вместе».
Ждать…чего?
– Ау-у-у, Аид-невидимка! Помнишь меня? А я у тебя – за плечами!
Ананка! Обернулся, да куда там. Скала у меня за плечами, к которой я прислонился. А этой уже нет. Может, она теперь у Геры за плечами. Или у Гестии. Она ведь ко всем успевает…
У всех за плечами. И у Крона, Повелителя Времени, тоже. Строит потешные гримасы за спиной того, кто попытался от нее убежать.
Тьма вокруг медленно вызревала смыслом: однажды у Крона родится сын, который сможет…
***
Сперва грохнулось. Потом заржало. Здоровый звук такой, радостный, тьма аж взорвалась: в жизни такого не слышала, потому что даже если она и со смыслом – что в ней смешного?
– Шишку набил, – ломающийся басок. – Ну, квиты, батя!
Мы стояли безмолвной группой: впереди – я и случившийся во тьме Танат, позади – Деметра и Гестия, совсем позади – Гера. Мы ждали.
Проклятия и шум раздавались сверху уже давно, что-то грохотало и поминалось отродье Эреба – голос был батюшки.
Гестия светилась ярче огня в своих ладонях. Она была уверена, что нас прямо сейчас будут спасать.
А этот поднялся, покатываясь со смеху, тряхнул гривой темных волос и с любопытством закрутил головой.
– Темнотища! – сказал восхищенно. – Прям Эреб вокруг. А я-то думал, тут кишки всякие будут.
Покряхтел, подумал и подытожил: