Далеко под ногами смолкали, ложно смирялись в бездне низвергнутые в Тартар титаны.
Я сидел на песке, глядя на волны, облизывающие ноги, и сжимая в горсти воздух – а может, дар, который не всегда дается даже богам: решать за самого себя.
Верно, я пропустил тот момент, когда волна вынесла на берег рядом со мной Левку. Очнулся от прикосновения морского гребня к волосам.
– Как мрак Эреба, – я вздрогнул от этого сравнения, и она, ойкнув, убрала гребень. – Прости, я буду нежнее. Нет, не буду петь о победителях, спою о том, как звезды смотрятся в море. Знаешь, ты сегодня очень красивый. Только печальный, как ночные цветы, – это усталость, да?
– Нет, – разлепил я губы. – Это у меня характер скверный.
Смех расцветил ночь серебром, и Левка прижалась к моим губам.
В самом деле – скверный. У всех победа – у меня морда мрачная. У всех – отца свергли, а у меня – «Рано или поздно». Они там сейчас пируют и в сотый раз подвигами хвастают – а я тут воздух в горсти сжимаю.
Время идет как должно. Этого уже не отдалить – завтра, завтра…
«Решшшится… реш-ш-ш-ш-шится», – все сильнее накатывали волны.
Нет, – поправил я, осторожно сжимая в горсти невидимый и неосязаемый, но драгоценный шанс. Не решится.
Решу.
* * *
Братья явились ко жребию хмурыми. Сперва я связал это с излишним усердием на пиру, потом устыдился: тот же Посейдон может неделю драться, потом еще неделю – пировать, а потом может на недельку к нереидам завалиться, и все с хорошим настроением.
Про младшенького уж и не говорю – его энергии и энтузиазму можно позавидовать.
Но вот чтобы оба пришли к церемонии с моим выражением лица…
Никак, невозможность выбирать замучила?
– Мойры сказали, что кто-то возьмет жребий обманом, – разъяснил Зевс.
Гера хмыкнула – от нее иного и не ожидали. Аполлон, томно развалившийся на своем троне, вскинул брови: «Нам-то что? Заканчивайте быстрее». Гестия рассеянно играла с угольком на руке и не обратила внимания на громкое заявление.
Стикс, которая, благодаря извечной справедливости должна была проводить жеребьевку, повернула голову от центра зала, где уже стоял стол и покрытая белым полотном чаша жребия.
– Вы ходили к Мойрам?
– Я ходила, – дала неожиданный ответ Афина. – Хотела узнать, будет ли честным жребий.
– И они сказали, что кто-то возьмет свою долю обманом? – переспросила Стикс голосом, настолько же ледяным, насколько воды ее речки.
– Да.
Встретились две поборницы истины, вздохнул я. Они хоть представляли, что сейчас начнется?
– И нет сомнений в том, кто это будет! – взорвалась Деметра, вскакивая со своего места.
Я не закатил глаза – честно. За меня это сделали все остальные.
– Аид?
– Аид – мое имя, – веско и тяжело обрубил я. – Я должен сказать что-нибудь еще?
Стикс смутилась и отвела взгляд, Афина и без того смотрела не на меня, а на чашу, а Деметра успокаиваться не желала.
– Пусть тянет жребий последним!
– Почему? – недоумевающе встряла Гестия. – Разве Мойры назвали имя обманщика?
Конечно, не назвали и ничего больше не добавили. Эти три старухи (во всяком случае, так их описывают те, кто с ними говорил) по сей день не могут отойти от того, что мы вторглись на Олимп, в место их обитания. Нет, они, конечно, не возражали, мы их даже не сразу нашли с их полотном судьбы… но что-либо вещали они редко, кажется, будучи слегка подавленными. А может, просто развлечься хотели, когда вокруг них начиналась очередная беготня.
Афина покачала головой, и вот тут я понял, почему братья не только мрачны, но еще и подозрительны. И не только ко мне, но и по отношению друг к другу.
Я тоже стал подозрительным – трудно, что ли? Мрачности на физиономии и без того в избытке.
Какое-то время мы оглядывали друг друга как истинные сыновья своего отца.
– Нужен другой жребий, – проговорил Зевс наконец. – Я желаю, чтобы все было честно.
– Или у тебя есть способ обмануть любой жребий, кроме этого? – помог ему Посейдон. – Мы даже не знаем, в чем он заключается, а ты…
– Ты слишком яростно оспариваешь мои слова, брат – не значит ли это, что…
– На кону главенство над богами – не давайте ему тянуть первым! – надрывалась Деметра, видимо, найдя благодатную почву для своей натуры тещи.
– Мы отсюда вообще уйдем? – с видом страдальца изрек Аполлон.
– Я не договорила.
Афина не возвысила голос, но произнесла слова с таким достоинством, что примолкла даже Деметра.
– Они сказали, что жребий будет честным.