Тень приняла как родного. Обняла, баюкая, мягкими ладошками пригладила обожженную кожу. Я даже осмелился смотреть сквозь ресницы: не желая слышать, я слышал, пока полз, как подался назад отец, увидев, что свободны теперь все. И вот теперь я видел…
Я видел его лицо. Он смотрел в глаза своему сбывшемуся пророчеству со злобой и страхом, и из тени, куда я сумел отползти, я различал черты, которых не помнил. Острые скулы, подбородок, сошедшиеся в единую линию брови, хищный оскал обнажил зубы, глаза свелись в опасные щели прищура – обещание, колебание, ненависть.
Взгляд длился мгновение – потом я моргнул, а отца не стало.
Не принял бой. Не вынес удара Ананки, которую так долго пытался обмануть. Сбежал, нет – отступил, чтобы обдумать, что дальше будет делать…
«Будет. Будет. Будет», – затукало сердце.
Тогда я наконец смог сощуриться и посмотреть на того, кого так испугался отец.
Сбывшееся пророчество.
Ожидание во плоти.
Оживший смысл.
Он стоял – юный и гибкий, и волосы казались сплетенными из солнечных нитей, много позже я узнал, что они черные… Он стоял, расправив плечи и попирая ногами отцовский дом, и солнце – чтоб оно сгинуло, проклятое! – играло в его улыбке, заставляя щуриться и прикрываться еще больше. Пронзительная синева хитона и белизна плаща только подчеркивала впечатление – Гелиос, который оставил колесницу и сошел на землю, захватив с собой немного света…
А нос у него был вздернутым – вызывающе смотрел в небо на прекрасном лице, грозя небесам: «Вот я вам! Приду – и узнаете!»
Это было то, что я увидел в секунду. Потом опять прикрыл усталые глаза – и все, сорвалась молния с места, мелькнули кудри из солнца да синий хитон. Оживший смысл кинулся поднимать Деметру, и звонкое: «Радуйся, красавица!» – едва не раскололо мой бедный череп напополам.
Красавица пыталась стереть с себя желчь и вино – в придачу мы все были покрыты какой-то слизью, но спасителя это, видно, не смущало, он обнял ее, пачкая хитон, и продолжил:
– Радуйся, сестра! Я Зевс, сын того труса, который сбежал. Наша мать Рея рассказывала мне, что вы томитесь в заточении, и мы с моей женой Метидой придумали, как устроить ваше возвращение.
Худощавая Метида с кисловатым, заумным выражением лица помогала подняться Гере. Посейдон встал сам и расхохотался едва ли не яростно.
– Да уж, это было катанье так катанье! – и потряс Зевса за плечи. – Радуйся, брат, я Посейдон! Как сделано-то было, как сделано! Эх-х, солнышко печет, думал, не увижу вовсе… А вот Гестия!
Гестия, во-первых, приземлилась на ноги (непостижимо, как у нее это получилось), во-вторых, почти не заляпалась ни вином, ни желчью. Она подошла к младшему брату и несколько секунд рассматривала его с мечтательной улыбкой. Потом обняла.
– Точно такой, каким я тебя представляла, – прошептала ликующе.
Я понял: рано или поздно обо мне вспомнят. И если я не найду сил подняться – мое знакомство с младшим братом состоится снизу вверх, потому что меня прибило солнцем и звуками к проклятым плитам, я лежу обнаженный и заляпанный дрянью (и хорошо, что не чувствую ее запаха, потому что воздух колет мозг своей свежестью с каждым глотком), а он…
А он уже подошел и стоит – улыбающийся, с ненавистным солнцем в волосах и улыбке, и протягивает руку.
В Тартар гордость, иначе так и останусь червем на каменных плитах.
Я протянул руку в ответ и позволил себя поднять, но из тени выходить не стал.
– Радуйся, брат, – голос в ответ на приветствие выходил со скрипом, его забивал обратно в горло острый запах чего-то непривычного (свободы? смысла?). – Я Аид.
– Потому и стоишь в тени? – он не удивился, услышав имя, только заинтересовался.
– Долго пробыл там. Непривычно.
Мягко сказано. Воздух – отрава, звуки – какофония, солнце… кажется, оно меня ненавидит почти как я его.
Ну и нужен мне был такой смысл? – мелькнуло мрачно. Лучше б как раньше.
Зевс хлопнул меня по плечу.
– Привыкнешь. Время пройдет – привыкнешь, – и тоном ниже, уже без улыбки. – Время придет – он поплатится.
И сжал губы – затвердел подбородок, превращая лицо в маску величия и твердости. И за юношей с волосами, переплетенными светом, встал призрак предназначения и пророчества – тверже гор и сильнее Урана-Неба, кажется, он действительно собрался воевать с Кроном…
– А пока вам нужно омыться и подкрепиться, – спохватился он. – Одежды мы с Метидой раздобыли заранее. Ты знаешь вкус нектара?