Он раньше своих приятелей выставил все это с подноса на свой любимый столик в углу зала, после чего водрузил на самую середину стола платформочку с пластилиновой композицией «Пикник у муравейника», которую принес с собой из машины в коробке из-под обуви, убранной в сумку. Чтобы добавить интриги, накрыл платформочку бумажными салфетками.
– Аккуратнее! – одернул он Акимова, усевшегося за стол и протянувшего руку к салфеткам. – Там сюрприз. Давай, Борисыча дождемся.
Писатель тоже взял кружку пива и «Похлебку русскую», в остальном вкусы его и Сереги разнились: тот самый «запеченный в тесте бифштекс, с яичницей», салат из свежих овощей, свекла под майонезом и вдобавок ко всему – жульен.
Милиционер предпочел на первое большую тарелку борща и полстакана сметаны; на второе – «ассорти мясное на сковороде», состоящее из жареной картошки с грибами, с кусочком свинины, кусочком говядины и котлетки; вместо пива – два стакана компота.
Все блюда на столе поместились с трудом, тем более что середина была занята сооружением из салфеток, от посягательств на которое Сереге пришлось оградить жестом теперь и Борисыча. Впрочем, совсем ненадолго. Со словами:
– Вот именно то, что я собирался вам показать, – Костиков убрал салфетки, и Борисыч с Игорем увидели миниатюрную композицию: поросшая зеленым мхом лесная полянка с муравейником и кочками, из которых виднеются шляпки грибов, два поваленных дерева, между ними – костровище, на котором готовится шашлык, и восседающие на этих деревьях три мужика и женщина – в предвкушении трапезы.
– И ведь знакомые все лица, – уставился на композицию Игорь Иванович. – И Борисыч, и мужики эти. Тетка, кажется, тоже в твоем мультике была.
– Это был не мультфильм, – сказал Клюев.
– Не, ну, понятно, что не рисованный, а пластилиновый. Хотя, мне рисованные мультики больше нравятся.
– Да успокойся ты! – разозлился Клюев. – Это вообще не мультик был, понимаешь.
– Не мультик, значит… – Акимов с жадностью принялся поглощать похлебку русскую. Костиков – тоже, ну а Клюев, не отрывая взгляда от композиции «Пикник у муравейника», принялся за борщ со сметаной.
– Приятного аппетита! – прозвучало над головами трапезничающих, и Шуба, оторвавшийся от похлебки, узнал хозяина закусочной.
– Спасибо, Гагик Георгиевич. Вот, притащил к вам друзей, надеюсь, постоянных будущих клиентов.
Продолжавшие жевать Клюев с Акимовым, утвердительно закивали.
– Я в этом даже не сомневаюсь, дорогой! Для всех наших клиентов посещение «Хобби» превращается в хобби!
– Похлебка – изумительная, – похвалил Акимов.
– У нас все, все изумительное, дорогой! Когда бифштекс будешь кушать, пальчики оближешь. А потом пожалеешь, что у тебя желудок очень маленький, чтобы в нем все фирменные блюда «Хобби» поместились! Надеюсь, дорогой, борщ тебе тоже нравится?
– Отличный борщ! – не покривил душой Клюев
Шуба заметил, что хозяин закусочной с интересом разглядывает установленную посередине стола пластилиновую композицию.
– Ну, и как вам мое хобби, Гагик Георгиевич? – спросил он.
– Где ты взял это произведение искусства, дорогой?
– Обижаете, Гагик Георгиевич.
– Почему обижаю? Чем я мог обидеть?
– Он это произведение искусства своими собственными пальцами вылепил, – подсказал Акимов. – Называется «Пикник у муравейника».
– Не может быть! – вскинул густые черные брови хозяин закусочной. – Своими собственными пальцами?! Дорогой, можешь пока никуда не убирать свой «Пикник»? Я за очками сбегаю.
– Вы лучше возьмите композицию с собой, Гагик Георгиевич. Чтобы и нам не мешать обедать, и самому в спокойной обстановке получше все рассмотреть, – скульптор потянул ему композицию, и Гагик Георгиевич бережно принял ее двумя руками.
– Обедай, дорогой, обедай. Приятного аппетита!
– Надо же – ценитель, – усмехнулся Акимов, глядя ему вслед. – Шуба, если твой Гагик захочет ее купить, предоставь торговаться мне.
– Никакой торговли! – возразил вдруг Клюев. – Покупатель на этот раз я, и цена мне известна.
– Борисыч, а чего так пафосно-то? – развеселился Акимов. – Шуба, я бы на твоем месте с товарища «без двух минут майора» две шкуры содрал.
– Хорош трепаться, – в руках у Костикова оказалась початая бутылка коньяка. – Стакан подставляй!
– Да! Под такую закуску грех не выпить. А Борисыч у нас за рулем, ха-ха. Но это его личное дело. Ха-ха-ха…
– А ведь прав был твой Гагик, что желудки у нас слишком маленькие, – спустя некоторое время, сказал Игорь Акимов и отправил в рот последнюю ложечку жульена.
– Лично я – почти объелся, – погладил себя по животу Клюев.
– А я вас предупреждал…
– Предупреждал он, – писателю явно пришлась по душе манера начальника инкассации повторять слова собеседника. – Давайте лучше к разговору о мультике – не мультике вернемся.
– Очень бы хотелось вернуться, – сказал Клюев.
– Ну, если в двух словах… – пожал плечами Шуба. – Те самые пластилиновые фигурки, которые сейчас рассматривает Гагик Георгиевич, еще меньше суток тому назад жили самостоятельной жизнью. Двигались, ели, пили, занимались сексом, ловили рыбу… И то что ты, Игорь Иванович, посчитал за мультик, на самом деле можно называть документальным фильмом.
Что смотришь, писатель-фантаст? Я тебе на это уже намекал. А Борисыч собственными глазами за своей движущейся пластилиновой копией наблюдал.
– Тогда ты назвал это экспериментом, – вставил Клюев.
– Это и был эксперимент. И потом я его продолжил, хотя и соврал тебе и Заводу, что с этим делом покончено… Чем ты недоволен, Борисыч? Нафига мне надо было открываться перед подполковником Заводновым, который в приятельских отношениях с неким господином Гидасповым?
– Гидаспов, Гидаспов… – забарабанил пальцами по столу Игорь Иванович. – Знакомая фамилия… Ну, да и черт с ним. Ты по существу мультика документального чего сказать-то хотел?
– Шуба, – тяжело вздохнул Клюев, – писатель либо прикидывается, либо действительно не понимает…
– А вот обижать меня не надо, Борисыч, – сказал Акимов умиленно-просительно. – У меня воображение развито похлеще, чем у тебя, мента-аналитика, и чем у Шубы-скульптора. Думаете, просто так всякая мистика-фантастика из-под пера выходит? Чтобы написать очередную кингятину, надо для начала самому в нее поверить и внутри себя все это перекрутить, в своих мозгах, в печенке-селезенке.
– Не в печенке, а в печени, – поправил Костиков.
– Иди в жоппу, – огрызнулся Акимов. – Вот я с шести лет книги читаю. И по сей день – взахлеб. Думаешь, почему очки ношу – все из-за них, из-за книжечек родненьких. И в тех книжечках по большей части все, как правило, – выдумка. Если выдумки нет, то я это и не читаю. Возьмем всяких там Эркюлей Пуаро с Шерлоками Холмсами, возьмем какого-нибудь Джеймса Бонда… Читать про них интересно, но это же чистейшей воды выдумка, если не сказать гораздо жестче. Вот объясните мне, с какого перепугу я должен поверить в то, что агент под номером 007 одной автоматной очередью скосил два десятка крутых бандюков, а сам при этом не получил ни единой царапины? Я, скорее, в самодвижущиеся пластилиновые фигурки поверю – мало ли до чего дошел прогресс…
– А если прогресс тут ни при чем? – спросил Костиков.
– А что? Мистика? Фантастика? Телекинез с полтергейстом?
– Нет. Просто во всем виноват только я.
– Что – ты? – повысил голос Акимов. – Что?!
– Ну, вот лично я, взял, да и, можно сказать, вдохнул жизнь в свои пластилиновые фигурки.
– Как это – вдохнул?
– Стоп! – поднял руки вверх Серега. – Кажется, мы условились, что на подобные вопросы я не отвечаю. Просто потому, что ответов на них не знаю. Просто примите случившееся, как должное, от которого уже не отвертеться.