Самое главное, чтобы первый этап был закончен до 11 июня, тогда, бог даст, и ко второму переходить не придется. Так как я смогу с вами связаться?
— Вы сейчас оформите на свое имя сотовый телефон с федеральным номером и отдадите мне. А по окончании дела я его просто выброшу.
Когда они вышли из магазина, Иван велел мужчине подвезти его к одному дому и подождать, а если он через пятнадцать минут не выйдет, то уезжать, после чего, забрав большой яркий пакет, ушел. Он скрылся в подъезде, а мужчина остался в машине. Глядя вслед невысокой стройной фигурке на высоких каблучках, он подумал: «Черт побери! Так это и есть легендарный Иван! Да-а-а... Недаром ему Коваль бешеные деньги платил!» — и расхохотался, вспомнив, как при передаче дел преемник Коваля Мартын попросил, чтобы тот свел его со своим киллером, но получил твердый и категоричный отказ.
Раздосадованный Мартын в подпитии позволил себе в узкой компании высказать некоторые оскорбительные предположения по поводу связывающих Коваля и Ивана отношений. Доброжелатели, естественно, нашлись и донесли. Той же ночью Мартын очнулся в собственной спальне собственного, самым тщательным образом охраняемого, дома связанным и с кляпом во рту, после чего был беспощадно выпорот собственным же ремнем. А на прощание кто-то тихонько шепнул ему на ухо: «Еще раз что-нибудь ляпнешь — убью, а если попытаешься что-нибудь сделать, то убью мучительно». Наутро обеспокоенная столь долгим сном хозяина охрана вошла в его спальню и застала картину маслом во всей ее немыслимой красе. Сложив два и два, Мартын понес свою повинную голову к Ковалю, был прощен, выпил с хозяином мировую и произнес историческую фразу: «Да! Такого человека только ты и мог в руках держать! Мне этот фрукт не по зубам!».
Занятый этими воспоминаниями мужчина, тем не менее постоянно поглядывал на часы и, когда после ухода Ивана прошло уже двадцать минут, собрался было уехать, но потом решил все-таки рискнуть и посмотреть в подъезде — вдруг он сумеет понять, куда этот невероятный человек со своим пакетом пошел. Когда он открыл дверь, то первое, что он увидел, был солнечный свет, проникавший в подъезд через открытые двери напротив,— подъезд был сквозным. Мужчина расхохотался, подумав: «Ну и стервец! Ну и профессионал!»,— и отправился на работу. Но он еще больше удивился бы, если бы узнал, что «блондинке» потребовалось не более двух минут, чтобы превратиться в самого обыкновенного, затрапезно одетого, неприметного мужичонку средних лет в больших, дешевых пластмассовых черных очках, который, выйдя из подъезда, поправил на плече потрепанную спортивную сумку и направился к метро.
Немного позже Иван, сидя около окна в вагоне подмосковной электрички, начал было читать в газете репортаж об очередной попытке американцев найти Усаму Бен Ладена, но очень скоро в раздражении бросил газету на скамью, буркнув: «Сопляки! Младшая ясельная группа!»,— и стал смотреть в окно. Сначала он подбирал весомые аргументы для того, чтобы объяснить Лешке, почему это дело он будет выполнять сам, а потом решил, что они поедут в Баратов вместе — пусть парень город посмотрит.
Ранним июньским утром, когда небо еще не приобрело своего пронзительно-голубого цвета, а первые солнечные лучи только угадывались за чуть порозовевшим горизонтом, из грязной, темно-зеленой воды, которая лениво колыхалась около бетонной причальной стенки баратовского судоремонтного завода, вынырнул в акваланге Иван и прислушался — все было спокойно. Он оставил аппарат за полностью находящимся в воде нижним кранцем, захватил с собой заполненный чем-то водонепроницаемый мешок и вылез по цепи на причал, заваленный кучами хлама, проржавевшими остовами небольших речных судов и просто различными железяками так, что по нему и пройти-то нормально было сложно. Спрятавшись на всякий случай за тем, что когда-то давно было морским контейнером, он достал из мешка полотенце, вытерся, убрал его обратно, постоял немного на ветерке, чтобы обсохнуть окончательно, и направился к административному корпусу.