Красновидов немного успокоился:
— Где же это вы с утра налакались?
Семён Петрович нашёл в себе силы прошептать:
— В госпивной…
— Ну, положим, сегодня праздник… Только в другой раз вы, пожалуйста, когда напьётесь, дома, что ли, сидите… Как не стыдно — семейный человек…
Семён Петрович вышел, чувствуя, что земля уходит у него из-под ног.
— Приведите ребят, — донеслось из-за закрывшейся двери. — Керзон, иси!
Как некий лунатик или сомнамбула — хуже, как тень самого себя, дошёл Семён Петрович до дому и поднялся по лестнице.
Счастье, что по случаю весны жильцы все с утра ещё уехали за город, и покуда в квартире разговоры ещё не поднялись. А может быть, в самом деле это все обман, мираж, игра расстроенного воображения?
Он хотел отворить дверь своей комнаты, но она не поддавалась.
— Кто там? — послышался испуганный голос Анны Яковлевны.
— Я.
— Сейчас, Сеничка.
Анна Яковлевна не сразу отворила дверь.
— Я переодевалась, — сказала она шёпотом.
— А он где же?
— А вон он.
Генрих Четвёртый сидел на балконе и курил папироску.
Это был человек с плохо выбритыми щёками и с каким-то пренебрежительно-мрачным выражением лица. Пиджак Семёна Петровича был ему, по-видимому, узковат, ибо он поминутно расправлял руки и недовольно ёрзал спиною.
— Зачем он на балконе сидит? — шёпотом сказал Семён Петрович. — Увидеть могут.
— Он только что вышел.
— А как же ты при нём переодевалась?
— Ну, что ж такого?.. Духа ещё стесняться…
— Говорят, он бабник ужасный.
— Да что ты?..
— Я не хочу, чтоб ты с ним наедине оставалась.
— Что ж, ты меня ещё к призраку ревновать будешь?
— И вообще он жить у нас оставаться не может…
— Генрих Четвёртый, очевидно, слышал последнюю фразу, ибо он вдруг встал и вошёл в комнату. Мужчина он был с виду весьма рослый.
— Кто это не может оставаться жить?.. — спросил он.
Семён Петрович проглотил слюну.
— Вы не можете…
— Во-первых, не «вы», а «ваше величество» или «сир», а во-вторых, как это не могу?
— У вас… какие документы?
— Вот один документ, а вот другой…
С этими словами король показал сначала один кулак, а потом другой.
— Это мои документы и аргументы…
Семён Петрович вспотел и мокрой рукой погладил себе щеку.
— Короли себя так не держат, — пробормотал он.
— А ты почём знаешь, как себя короли держат… Кровь и мщение! Не будь здесь дамы, я бы сделал из тебя фрикассе.
— Теперь власть трудящихся…
Король свистнул:
— Ну и трудись себе на здоровье.
— Я с вами не шутки шучу. И управдом то же говорит, и юрисконсульт… И товарищ Красновидов весьма недоволен…
— Чем же он, собственно, недоволен?
— Во-первых, что вы король… а кроме того, дух… это теперь изживается…
Генрих посмотрел вопросительно на Анну Яковлевну.
— Вы разрешите, сударыня, сделать из него фрикассе?
— Я за тебя краснею, Сеня, — сказала Анна Яковлевна, — ты пойми, это же как бы наш гость.
— Я его в гости не звал.
— Ну, другие звали.
— А это меня не касается… Потрудитесь очистить площадь… Сию же минуту… Чтоб духу вашего тут не было… Нахал…
Генрих побагровел.
— При даме? — пробормотал он и вдруг, схватив Семёна Петровича за шиворот, вышиб его за дверь, которую мгновенно захлопнул и запер.
— Я сейчас в милицию иду!..
— Кланяйтесь там…
Семён Петрович, ещё дрожа от волнения, сбежал с лестницы. Но внизу столкнулся с управдомом.
— Я обдумал все, — сказал тот, — и вы, конечно, обязаны его прописать. Сделайте публикацию в газете об утере документов от имени воображаемого лица… Фамилию я выдумал: Арбузов… Имя можно… ну, хоть Иван Иванович… Тогда он станет как бы легальным лицом, и можно на него в суд подать и всякая такая вещь. А за спиритизм, я справлялся, может вам влететь, особенно принимая во внимание вашу высокую сознательность, как фининспектора.
— А где ж я жить буду?
— Теперь дело к лету. На дачу поезжайте… а к осени как-нибудь…
— Да ведь, товарищ дорогой, я эдак площади могу лишиться.
— Вот вы всегда так, граждане. Натворите невесть чего, а потом «ах, ох» — а комната-то тю-тю.
Семён Петрович машинально пошёл по улице.
На углу попался ему Стахевич с изрядным чемоданом.
— Несу кое-чего вашему Генриху, — сказал он, — надо входить в положение… Человек триста лет витал где-то в эфире и вдруг — бац… естественно, что ему не во что переодеться… А я все-таки думаю рассказать все это одному знакомому англичанину, пусть напишет в Лондон. Там это воспримут культурно.
Я очень люблю осень, именно ту её пору, когда уж зима, притаившаяся где-то в сибирских равнинах, забирает себе в лёгкие побольше воздуха и замирает, готовясь сразу выдохнуть его на черные поля, на золотые леса и рощи.
Поэтому, выбрав в середине октября ясный день (было воскресенье), поехал я в одну деревню верстах в двадцати от Москвы, где когда-то счастливо прожил целое лето.
Гуляя по опустевшему березняку, я увидал вдруг человека, грустно сидящего на пне и словно погруженного в задумчивость.
— Семён Петрович! — воскликнул я с изумлением.
Он тоже узнал меня и пошёл мне навстречу.
Боже мой! До чего может измениться человек в течение каких-нибудь четырёх месяцев! Передо мною стоял призрак былого Семёна Петровича, стоял и жалко улыбался.
— Готовлюсь к зимовке, — сказал он, — очень, знаете, утомительно каждый день в Москву ездить… но приходится… Впрочем, я на днях начинаю процесс…
— У Арбузова ведь не может быть никаких данных. Юристы говорят, что закон на моей стороне.
— Ну, а супруга как? — спросил я и покраснел, поняв неуместность моего вопроса.
— Мерси… Её тоже незавидное положение… в одной комнате с неизвестным человеком… да и страшно ей… она с детства привидений боялась… только вот разве что к Москве она очень привязана, ни за что уезжать не хочет… Она ширмочкой… вы простите, у меня насморк… отгородилась.
И он долго сморкался, немного отвернувшись.
Кругом было тихо.
Иногда только жёлтый листик срывался с ветки и шурша падал на землю.
Вдали печально, словно плача об ушедшем лете, просвистел поезд. Темнело.
Пора было возвращаться в Москву.
Мы расстались.
Человек без площади снова уселся на пень и опять погрузился в задумчивость.
А я быстро шёл к полустанку и, сознаюсь, с нехорошею радостью думал о своей маленькой, но неоспоримой комнатке с исконным видом на Замоскворечье и с такою мягкою широкою кроватью.
И немного это — шестнадцать квадратных аршин, но радуйтесь обладающие ими, и плачьте их утратившие.
В начале зимы, простудившись в поезде, умер Слизин.
Стахевич и Арбузов в настоящее время успешно содержат интимное кабаре.
Анна Яковлевна ещё похорошела, но, пожалуй слишком полна.
Граждане, не общайтесь с загробным миром.
Выходные данные
СУДЬБЕ ЗАГАДКА
ПОВЕСТИ И РАССКАЗЫ
Заведующая редакцией Л. Сурова
Редактор С. Бессонова
Художник Е. Трофимова
Художественный редактор А. Данилин
Технические редакторы Н. Калиничева, М. Гречнева
Корректоры З. Кулемина, Т. Старченкова
Сдано в набор 23.04.90. Подписано к печати 07.09.90.
Формат 70 х 108 1/32 Бумага офсетная № 1.
Гарнитура «Таймс». Печать офсетная.
Уел. печ. л. 16,80. Усл. кр. отт. 17, 15. Уч. изд. л. 16,60.
Тираж 50000 экз. Заказ 822. Цена 2 р. 90 к.
Ордена Трудового Красного Знамени издательство «Московский рабочий»,
101854, ГСП, Москва, Центр, Чистопрудный бульвар, 8.
Ордена Ленина типография «Красный пролетарий»,
103473, Москва, И-473, Краснопролетарская, 16