И, от души сочувствуя бедному Семёну Петровичу, сознаюсь, с трудом находил я для него слова утешения.
Управдом Агатов относился к жильцам мягко и как-то даже по-отечески, ворчал, шумел, но в общем никого зря не обижал и плату брал нормально. И жильцы правильно рассуждали: пусть ругает, лишь бы не обкладывал.
А в особенности любили и ценили его дамы… любили именно потому, что он поистине был их покровителем и при разводах и при других зависящих от него обстоятельствах. Был управдом джентльмен.
Теперь он сидел у себя в квартире перед только что раскупоренной бутылкою русского хлебного вина и размышлял, выпить ли всю бутылку сразу или половину выпить, а половину оставить на завтра.
Поэтому, услыхав стук в дверь, он недовольно крикнул: «Ну» – и, увидав Слизина, сказал: «Какого черта, граждане, вы ко мне на квартиру ломитесь ещё и в воскресенье… Есть для этого контора».
Но при этом, случайно вглядевшись в лицо Семёна Петровича, прибавил он несколько мягче:
– Ну, что там? Налоги, что ли, все отменили?
Семён Петрович действительно имел вид, до крайности ошалелый.
– Я бы не решился, если бы не такое дело… Просто такое дело…
– Ну, что?
– Вы себе вообразить не можете… только я очень попрошу, чтобы все это между нами… щекотливое дело.
Как ни силился управдом, а лицо его так и распухло от любопытства. «Наверное, с бабами что-нибудь», – подумал он.
– Да вы говорите, тут никто не подслушает. Эти в церкви, а те на собрании.
И он кивнул сначала на одну стену, потом на другую.
– Видите ли, – начал Семён Петрович тихим и взволнованным голосом, – вчера вечером собрались у меня гостишки и стали баловаться.
– Канализацию, что ли, повредили?
– Да нет… стол вертели, знаете… спиритизм.
– Так.
– Я, конечно, был против, но не гнать же мне их… и начали, можете себе представить, вызывать… духа.
– Духа?
– И, вообразите, вызвали…
– Гм! Скажите на милость!
– Только дух-то возьми и воплотись… Одним словом, сидит он теперь у нас да и все тут.
– Как сидит?
– Просто вот так, обыкновенно сидит на стуле.
– А гости?
– Гости вчера ещё разошлись.
– Гм… А он кто же такой?
– В том то и дело… только это уж между нами… Я вас очень прошу, дорогой товарищ.
– Ладно, сказал ведь!
– Французский король… не теперешний, а прежний… Генрих Четвёртый.
– Что за история!..
– Шляпа, знаете, с пером и плащ… прямо на белье… Я уж ему свой пиджак дал… Ежели кто придёт, скажу – знакомый.
Управдом вдруг рассердился.
– Как же это вы, граждане, такие пули отливаете. Ведь есть же правило… Без прописки нельзя ночевать ни одной ночи.
– Да ведь, товарищ, разве это человек… дух ведь это.
– А с виду-то он какой? С глазами, с носом?
– Всё как следует…
– Не то чтоб скелет?
– Да нет…
– Ну, стало быть, вы его обязаны прописать. А не то – вон его.
– Не идёт… Скандалит… пулярдок каких-то требует… Кофе «Чаеуправления» не пьёт: подавай ему «имени товарища Бабаева».
– Да как же он по-русски-то?
– Духи на всех языках могут.
– Что-то это чудно. Придётся в милицию вам сбегать.
– Да ведь, товарищ, родной, как же я в милиции заявлю-то? Советское лицо, фининспектор и вдруг спиритизмом занимается… Говорят, не разрешается это.
– Конечно, по головке за это не погладят… Экие вы какие, граждане. И чего вам только нужно? Ну, живёте себе и слава богу, а тут приспичило вам духов каких-то вызывать.
– С юрисконсультом, что ли, каким посоветоваться. У меня есть один знакомый!
Управдом задумался.
– Советоваться вы, конечно, можете, а все-таки я обязан на него посмотреть.
– Только уж, ради создателя, никому…
– Ну, это там видно будет…
Управдом запер водку в буфет, и они пошли по так называемой чёрной лестнице, ногами распихивая ободранных кошек, ибо твари эти пренеуютно спали на самой средине ступенек.
Войдя в квартиру, они, чтобы не вспугнуть духа, к двери приблизились на цыпочках.
Управдом присел на корточки, закрыл один глаз ладонью, а другой приложил к замочной скважине.
Просидев так минуты три, он выпрямился и сказал как-то чудно:
– М-да…
Затем оба пошли в кухню.
– А все-таки прописать вы его обязаны, – произнёс он, – он ведь не бесплотный… дух-то…