Замолчав, Уво просительно посмотрел на Святослава так, как будто хотел ещё что-то добавить, прежде чем умолкнуть навсегда. Святослав, глаза которого стали наконец-то привыкать к неполной уже темноте, стал различать кое-какие его очертания, а потом начал не спеша говорить, надеясь, что «снежный человек» его понимает. Он спокойно и негромко повторял:
– Мама… Никита… Ты говоришь? Я понял, понял. Тебя Никита зовут, и ты хочешь к маме. Что ж, раз ты так очень хочешь, ты можешь теперь спать спокойно. Я все сделаю, как ты просишь.
Вместо ответа Святослав увидел, как губы волосатого человека медленно растянулись, издавая звук выдыхаемого воздуха, который в конце стал таким прерывистым, какой бывает обычно при радостном смехе. Вероятно, в это время Уво радовался – человек понял его. Как будто специально, чтобы Святослав смог это увидеть, от стен грота отразились лучи яркого солнца и на мгновение коснулись лица Уво. Наверное, сама природа, расставаясь с одним из своих сыновей, решила проводить его таким светлым касанием. Затем тело волосатого человека обмякло, и Уво замер, уйдя к своей маме счастливым, потому что выполнил и её наказ – помог «людям молнии и огня». И желание быть рядом и после смерти тоже сбылось.
Глаза Уво закрылись, тело вытянулось, сердце перестало биться. Но в последние мгновения ритм остановившегося человеческого сердца подхватило «дыхание Земли». Уво был мертв для всех, кто оставался в этом мире. Но мать-природа, истинным сыном которой он был, продолжала качать его на своих живых волнах…
– Папа, – осторожно позвал Святослава Кузьма, – а что он хотел?
– Никита хотел, чтобы мы с тобой похоронили его рядом с его мамой, – отозвался Святослав.
– А кто он? – поинтересовался мальчик.
– Сынок, он был хорошим сыном и очень добрым для этого дикого края человеком, – ответил мужчина.
Этот волосатый Никита буквально за несколько последних минут стал для Святослава близким существом. Порой бывает достаточно и нескольких секунд, чтобы почувствовать, что человека, до этого не знакомого, начинаешь считать для себя очень близким. Словно вы давно искали именно его, словно знакомы очень давно, и что уже никогда не сможете забыть друг друга.
– Спи, Никита; и знай теперь, что у тебя есть друзья, – попрощался Святослав с волосатым человеком.
– Да, Кузьма? – вполголоса спросил он сына.
– Да, папа, – ответил Кузьма и приблизился к умершему Никите, чтобы осторожно погладить его волосы на голове и лице. – Я его, папа, совсем и не боюсь, – еле слышно признался мальчик.
– Он, наверное, был в жизни добрым до последних дней своей жизни, и поэтому его не надо бояться, – почти шёпотом согласился Святослав, обняв сына, который в ответ буквально вцепился в него своими ещё слабыми ручонками, радуясь, что он не один сейчас в этой пугающей тишине и безмолвии.
Опечаленный Святослав, подойдя совсем близко к Никите и положив ему руку под голову, склонился над телом и долго глядел на него, стараясь запомнить каждую черточку облика этого, казалось бы, странного, и в то же время ставшего близким ему человека. Опытный глаз художника уловил, что пропорции тела Никиты несколько иные, чем у обычного человека, а именно голова по отношению к туловищу была относительно небольшого размера. Ярко выраженные надбровные дуги и косматые брови придавали его лицу суровый и даже грубоватый вид. Мощный торс, руки и ноги были покрыты густыми, жесткими волосами, за исключением грубой, мозолистой кожи локтей и коленей; могучая и угловатая грудная клетка, побитые и исцарапанные пальцы рук и ног – всё это напоминало образ дикого и злого существа. Но на лице его, как ни странно, было по-детски наивное выражение. Только слегка увеличенные скулы и стёртые зубы, глубокие носогубные складки и мимические морщины между бровей говорили о его далеко не детском возрасте. Одеяние Никиты ограничивалось лишь набедренной повязкой из прочных волчьих шкур, сшитых по-женски умело и аккуратно. Наверняка, повязка была сделана его матерью…
Святослав оказался прав. В своё время, убегая с сыном из дома, женщина успела захватить с собой иголки с нитками. Через какое-то время их жизни в таёжной пещере нитки закончились, а иголки сломались. Тогда она от безысходности вспомнила слова одной хозяйки, у которой когда-то в детстве была служанкой по дому. При отсутствии современных принадлежностей для шитья, вспоминала мама Никиты, хозяйку выручал способ, которым пользовались ещё первобытные люди. Те вместо иголок находили косточки птиц и рыб, где было небольшое ушко, и на камне аккуратно обтачивали их. А вместо ниток они использовали луб – растительный слой между стволом дерева и корой, который можно было ногтями разделить на тоненькие полоски. Затем их клали в воду и несколько раз кипятили вместе с листьями крапивы, что придавало полоскам мягкость и некоторую прочность. Высушив на солнце, эти полоски долго тёрли между ладонями, отчего они становились гибкими, как нитки. Вспомнив про этот древний способ, мама Никиты воспользовалась им и самостоятельно изготавливала нитки и иголки.