Выбрать главу

Никита, быстро взглянув на гитару, которую Кузьма держал в руках, неожиданно выхватил её, словно топор, и стал бить по струнам своими огромными ручищами. Потом так же неожиданно вложил её обратно в руки Кузьмы и произнёс громко, обратившись к нему: «Гонг-гонг… Дзын-дзын-дзын…». Кузьма вопросительно повернул голову в строну отца. Поняв его взгляд, Святослав быстро проговорил: «Он, наверное, просит тебя на ней играть». В ответ Кузьма удивлённо произнёс: «А что играть, папа?». Но не услышав ответа от папы, он посмотрел на Никиту и, заметив его добродушный взгляд, словно под гипнозом, прошёлся по струнам и, заиграв, вопросительно посмотрел на Никиту. Тот, сделав паузу после начала игры Кузьмы, начал голосом изображать звуки ветра, шелест листьев, хруст веток, голоса зверей птиц и шума тайги – словно ее дыхание. А также стал издавать звуки грома.

Видавший в жизни многое Святослав был поражён. Воспроизводить звуки самой жизни в тайге – это просто было немыслимо для его понимания. Как может это на вид дикое существо так идеально и мелодично копировать эти звуки? Особенно его поразили звуки рокота грома, после которых казалось, что пещера вот-вот взорвётся. Грохот был до того оглушительным, что хотелось закрыть уши и больше этого никогда не слышать.

В отличие от Святослава, Кузьма спокойно стоял и, завороженно улыбаясь свойственной ему красивой улыбкой, продолжал играть. Видимо, мальчик, как исключительно музыкальный человек, смог уловить во всех звуках Никиты мелодичность. Никита улыбнулся, поглядев на Кузьму, а затем, продолжая проникновенно изображать звуки природы, направился в сторону могилы своей матери. Не спеша лёг на своё место рядом с ней, и вдруг резко затих. Кузьма тоже перестал играть. В пещере наступила мёртвая тишина, где спустя некоторое время еле слышно прозвучали слова Никиты: «Ма-ма… Ма-ма…». И после этого он, повернув голову в сторону своих гостей, с трудом улыбнулся, попробовал приподняться, словно хотел с добром попрощаться с ними, но неожиданно обессилел, и его большая голова упала на землю.

До глубины души пораженный увиденным, Святослав долго стоял без движения. Потом тихо направился к замершему Никите, и, потрогав его, убедился, что хозяин пещеры умер. Теперь – окончательно. Постояв некоторое время над телом, он неожиданно для себя почувствовал, как из глаз закапали слёзы. Вытирая их, Свят почувствовал, что к нему подошли Кузьма и медвежонок. Обняв их, он тихо прошептал, в большей степени для себя: «Никита, как само явление природы, через свои звуки признался, наверное, что мелодии природы познаются только истинными её детьми. И он – тот, кто удостоился чести стать частью самой природы».

Похоронив Никиту вместе с его мамой по-христианскому обряду, мужчина, мальчик и медвежонок покинули подземное жилище, чтобы скоро опять вернуться сюда…

Интерлюдия к I части

В прекрасно сложённом молодом человеке, который стоял на пороге охотничьего домика, было сложно узнать того малыша Кузьму, которому двадцать с лишним лет назад пришлось вместе с отцом налаживать таёжный быт. Выпавших на его долю испытаний хватило бы для героической биографии взрослого человека, но Кузьма отнюдь не считал себя героем, – он просто жил в предложенных судьбой обстоятельствах, а преодоление трудностей считал нормой такой жизни.

Два прошедших десятилетия не изменили главного: Кузьма по-прежнему очень любил своего отца и своего единственного близкого друга Кису, ставшего взрослым, крупным бурым медведем. Верность их друг другу стала со временем только крепче.

Жизнь в тайге текла в устоявшемся и размеренном ритме. Весной и летом отец с сыном жили, в основном, в охотничьем домике. Кузьма часто пропадал в своём любимом месте – в дупле старого дуба, когда-то обустроенном для него. Здесь он чувствовал себя, как дома, – в уюте и безопасности, так как, во-первых, дупло располагалось высоко, и взбираться туда можно было только по верёвочной лестнице, а во-вторых, было совершенно незаметным. Для большего комфорта Святослав хорошо утеплил его изнутри на случай холодов. Старый дуб был удобен для ребёнка ещё и тем, что был недоступен не только для зверей, но и для случайно заблудившихся в тайге незнакомцев.