Шаг под водопад – и одинокий таёжный сын оказался уже в другом, полном опасностей пространстве. Здесь он увидел воочию, как сильно, неистово сегодня разгневалось небо! В какой-то момент ему пришлось даже ухватиться за дерево, чтобы не быть сброшенным ветром вниз…
«У-во-о!» – произнес-провыл «снежный человек». Он издавал такие звуки в состоянии любого эмоционального потрясения. И это сочетание звуков после неоднократного повторения ему так понравилось своей простотой и в то же время ёмкостью, что он стал считать их способом обращения к своей маме в стремлении передать ей своё состояние, и чем-то вроде своего прозвища. Тем более что такое сочетание звуков вполне объяснимо: когда в раннем детстве малыш начинает произносить первые звуки, то, заметив что-то новое и удивительное, вытягивает губки трубочкой и протяжно гудит: «У-у-у…». Позже, когда приходит узнавание предмета или явления, появляется второй звук: «О-о-о…», или «Во-о-о…». Так чем Уво хуже других имён?
Собственно, речь для Уво не была необходимостью, ведь разговаривать ему довелось только с мамой, а она всегда понимала сына, и со словами, и без слов – ей достаточно было его взгляда. Но мама умерла совсем молодой…
Ночь… Тайга… Ураганный ветер буквально громил всё кругом, предупреждая всё живое о необходимости укрыться. Небо всё больше заволакивало тучами. Казалось, ещё мгновение и наступит полный мрак. Даже тучи прекратили свою небесную пляску. И вдруг на миг установилась пугающая тишина, а вслед за этим небо разодрала огромная молния. Казалось, взорвалось и загорелось само небо, но своим необычным, недоступным людям острым взглядом Уво увидел, что взорвалась и тайга. Не так уж и далеко по таёжным меркам от его убежища полыхал каким-то неестественным, не природным пламенем довольно большой участок того, что совсем недавно было девственным, нехоженым лесом. Впрочем, струи могучего ливня быстро сбивали пламя.
Лес вокруг своего «дома» Уво знал наизусть, поэтому добрался до места странного пожара кратчайшим путем. Увиденное потрясло его. Здесь были люди. Много людей. Но опасаться их уже не стоило – все они были мертвы… На выжженной поляне было разбросано и множество вещей, о назначении которых лесной затворник не знал, и даже догадываться не мог, он попросту никогда не видел вблизи «плодов цивилизации». И хотя на летящие по небу серебристые стрелы Уво обращал внимание не раз, но воспринимал их как одно из природных явлений. Его разум просто не мог связать инверсионный след не с обычным облаком, а с творением человеческих рук; а сверкающий наконечник этого облака – с машиной, несущей в своем чреве десятки, а то и сотни людей. Для построения такой логической цепочки у Уво не было ни фактов, ни знаний.
Неожиданно его внимание привлекло движение. По пепелищу двигался ЖИВОЙ человек. А это была прямая опасность – так говорила мама. Уво скрылся в густых кустах, но не убежал, – как и всякому разумному существу, ему было свойственно любопытство. Перед его взглядом находилось столько нового, что оно пересилило даже впитанный с младенчества запрет. Впрочем, живой человек его не замечал, и сам, казалось, находился в глубокой растерянности. Более того, Уво чувствовал, что «живой» сильно испуган. И страх его был совсем другим. Человек был в ужасе от свершившегося на таёжной поляне, в то время как Уво боялся только самого этого человека.
Неожиданно чуткий слух лесного жителя уловил звук, который он мгновенно классифицировал как жалобу детёныша. Но откуда здесь взяться детёнышу, всё зверьё попряталось от необычайно сильной грозы.
По поведению человека на поляне Уво понял, что тот тоже слышит эту жалобу. И идет к её источнику, лезет на дерево и снимает детеныша. Только тут Уво понял, что это ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ ребёнок. Воспоминания детства захлестнули его. Он помнил, как мама заботилась о нём, и как он нуждался в этой заботе. Забыв про страх, отшельник вышел на поляну и сделал несколько шагов к человеку, державшему ребёнка на руках. И всё, что он, находясь в глубоком потрясении, смог произнести, было: «У-во-о! У-во-о!». В этом стоне были и удивление, и жалость, и предложение помощи. Но человек на поляне, и это Уво отчетливо понял, смертельно испугался – теперь уже его, Уво. Это было непонятно, страшно, непереносимо. Всплыл и подхлестнул и собственный страх, а также чувство вины: он нарушил запрет, его увидели! И с тем же криком «У-во-о…», выражающим отчаяние от того, что он не выполнил просьбу мамы не показываться никогда на глаза людям, но в то же время и радостное удивление тому, что мама была права, когда говорила о посланцах с неба, обитатель пещеры бросился прочь.