– Ну, вот тогда и позвоню, – пробормотал Хохол, убирая трубку и спускаясь вниз.
Марина с обновленной стрижкой и свежим маникюром как раз присела на пуфик, расстегивая ремни босоножек.
– Ты спал, что ли? – спросила она, глядя на мужа снизу вверх из-под упавшей на глаза челки.
– Да, задремал, – преувеличенно сонным голосом отозвался он и зевнул, потягиваясь, – а ты чего машину не загнала? Поедешь куда-то?
– Да, хочу серьги и кольца в ячейку положить.
Привычку оставлять все дорогостоящие ювелирные изделия в ячейке банка Марина приобрела здесь – раньше, в России, бриллианты любой величины и стоимости свободно валялись дома на каминной полке или на столике у зеркала – там, где она их снимала, и никому в голову не приходило, что они могут пропасть. Но, меняя внешность, Коваль взяла за правило менять и привычки, особенно те, что демонстрировались окружающим. Подобное легкое отношение к украшениям здесь не приветствовалось, об этом еще Малыш говорил ей, когда был жив. Да и Хохол считал, что в банке надежнее.
– Ну, дело хорошее, – одобрил он, – уезжаем все-таки.
– И как это тебе удалось меня уговорить? – спросила Коваль, убирая босоножки под вешалку.
– Ну, я вообще способный, – ухмыльнулся муж, с интересом рассматривая ее стрижку. – Короче, что ли, сделала? – Он не любил стрижек и предпочитал, чтобы Марина носила длинные волосы, но она вот уже несколько лет, словно назло, стриглась все короче.
– Да, решила, что в жару пойдет. И потом, ну что такое волосы? Не зубы же, отрастут.
– Ты раньше, помню, так всегда говорила – отрастут или нарастим.
– Вот и сейчас не вижу проблем. Вернемся из Черногории – сделаю тебе подарок, приклею, так и быть, что-то подлиннее, – пообещала Марина, улыбаясь.
«Это хорошо, если тебе будет к чему их приклеивать – с твоими-то способностями влипать в неприятности, – мрачно подумал про себя Женька. – А то, не ровен час, вообще без голов останемся – и ты, и я».
– Обедать будешь? – спросил он, отвлекаясь от тяжелых мыслей.
– Буду. Не сомневаюсь, что ты приготовил что-то.
Ничего он не готовил, просто зашел в расположенный чуть дальше по их улице японский ресторан и заказал роллы – это сделать было проще всего, потому что не требовалось особенно объясняться. Ткнул пальцем в картинки, заплатил по счету, забрал упакованный заказ – и готово дело.
– Ты же не любишь, когда я встаю к плите, – улыбнувшись, поддел Женька, увлекая Марину за собой в кухню, где начал расставлять на барной стойке ее любимые блюда, извлекая их из холодильника.
– Я от твоей кулинарии толстею, – пожаловалась она, садясь на табурет.
– Толстеешь – где там! Ладно, вот тебе роллы твои, ешь.
Он выложил из потертого красного футляра на подставку хаси, которыми пользовалась только Марина, придвинул миску для соуса.
– А сам что?
– А сам не хочу.
Ему кусок не лез в горло от нехороших предчувствий и из-за того огромного клубка лжи, что пришлось накрутить, но Женька старался не демонстрировать волнения и прорывающейся изнутри тревоги. Главное – убедить ее, что все хорошо, заставить сесть в самолет, а там уж будь что будет.
Коваль с удовольствием пообедала, выпила чашку зеленого чая с лимоном, выкурила сигарету и сладко потянулась:
– Полежать бы…
– Так и полежи, кто мешает-то?
– Нет, поеду. Надо сегодня закончить все дела, чтобы не отвлекаться уже на них и спокойно собрать вещи.
Хохол только кивнул – ему самому не терпелось, чтобы Марина как можно скорее ушла из дома и он мог бы без помех позвонить тестю.
Еле дождавшись момента, когда Марина закрыла за собой калитку и села в джип, Женька взял телефон и набрал номер Виктора Ивановича. Тот словно ждал этого звонка, ответил почти мгновенно:
– Да, Женя, я тебя слушаю.
– Виктор Иванович, расшаркиваться у меня времени нет, потому про здоровье говорить не будем, – сразу начал Хохол, – вы мне вот что скажите, когда Дмитрий планирует в N. лететь?
– Через две недели. А что?
– Ну, значит, у меня пока есть время, – с облегчением выдохнул Женька, нашаривая сигареты.
– Время для чего, Женя? – насторожился тесть, и Хохол поспешил успокоить:
– Вы не волнуйтесь только. Мы в Черногорию улетаем, уговорил я ее все-таки. Хочу, чтобы хоть пару недель провела в покое, а то уже и Грег заметил, что она нервная снова и плачет по поводу и без. А если уж пацан заметил – значит, дело швах совсем.
– Ты сказал ей о Дмитрии?