Выбрать главу
Я вижу вас. Но ты о том не знаешь. Ну хочешь, вот скажу тебе сейчас, Где ты с Сережкой вечером гуляешь? В том сквере, где палатка «Хлебный квас».
Сказать по правде, мне ужасно стыдно, Таясь, вот так за вами наблюдать. Молчи. Я знаю, как тебе обидно. И знаю все, что можешь ты оказать!
Я много думал… Трудно нам, не спорю. И все же я решил тебя спросить: Скажи, могла б ты, пересилив горе, Вдруг разом все мне тяжкое простить?
Нет, я совсем не тороплю решенья. Но помни: та не новая жена! Что было там? Ошибка… Увлеченье… — Предательство! — Отрезала она.
Негромкий голос будто слит из стали. Андрей в глаза ей быстро посмотрел, А в них такие молнии сверкали, Что он, смутясь, на миг оторопел.
— Ты был на фронте, шел сквозь пламя боя. Ответь же: кем считался там у вас Боец, который, оробев душою, Мог бросить друга в самый трудный час?
А разве час мой легче был в ту пору? Недели две, как сняли бинт с лица, И… будем откровенны до конца… Мой «стан чудесный» превращался в гору…
С таким лицом куда мне было деться? Но верилось: он любит… Ничего! И чтоб в трюмо напрасно не смотреться, Я закрывала попросту его.
И дождалась… Но говорить про это Нет, право, ни желания, ни сил. Припомни сам то «радостное» лето! И вспомни только, как ты поступил…
Нет, я тебя, Андрей, не упрекаю. Зачем упрек? Да в нем ли суть сейчас?! Ошибка? Я ошибки понимаю, Но тут все было хуже во сто раз!
Речь шла не просто про меня с тобою И не про то, кто жестче, кто нежней Нас было трое, слышишь, Громов, трое! И третьему ты был всего нужней!
Не ты встречал тогда его с цветами, А Варя… друг, сердечная душа! Не ты сидел бессонными ночами, Склонившись над кроваткой малыша.
Порой хворал он… Тронешь ночью темя, Оно огонь… Губешки шепчут: «Пить!» А ты, быть может, с кем-то в это время… Да нет, чего уж… Хватит говорить!
И что за толк, что ты на нас порою Глядишь, былое вспоминая вновь. Без громких фраз, пойми хоть раз душою, Ты сам все предал: сына и любовь!
Такому трудно отыскать забвенье, Вчера ли то случилось иль давно. Любовь хрупка. И после оскорбленья Пусть и жива — не та уж все равно!
Тебе сегодня худо. Понимаю. Не потому ль ты и пришел сюда? А если бы, скажи мне, та, другая, Была б добрей и лучше, что тогда?
Постой, не спорь! Резка я, может статься, Могу же я хоть раз такою быть! Ведь ты пришел в нелегком разобраться, Пришел узнать, смогу ли я простить?!
У женщин не всегда хватает силы Быть твердыми. Поверь мне, я не лгу. Что ж, за себя б я, может, и простила, Но за него не в силах, не могу!
К чему смягчать? Не хмурься и послушай. Пойми хотя бы сердцем наконец: Предатель-муж почти не муж, Андрюша! Отец-предатель вовсе не отец!

Глава XII РЕШАЙ, ГАЛИНА!

Пять лет недавно минуло Сережке. Он в той счастливой, боевой поре, Когда любая палка во дворе Легко летит то в птицу, то в окошко.
Над ним шумят седые тополя, Сияет солнце что ни день щедрее, По-майски улыбается земля, Задорною травою зеленея.
В углу двора, где тает бурый снег И прячется последняя прохлада, Большой ручей, звеня, берет разбег И мчит к воротам пенистым каскадом,
И здесь с Алешкой, лучшим из друзей, Борясь с волной и свистом урагана, На время превращается Сергей Из пацана в лихого капитана.
Пусть не фуражку носит голова, Не бескозырку с надписью «Грозящий», А просто шлем, и то не настоящий, С полоской букв: «Вечерняя Москва».