А Сергей Дмитриевич сказал:
— Все, пока завязывай, давай учись хорошо, сдавай экзамены и вперед на Иркутск.
Тогда он и вручил копию направления Артему, с печатью и подписью начальника милиции и добавил: «С этой бумагой после восьмого августа придешь в кадры, тебе дадут проездные на дорогу, а все остальное, дружок, это твое желание, везение и удача!»
Когда Артем сдал первый выпускной экзамен, а это было сочинение, он встретил озабоченного Сергея Дмитриевича на крыльце универмага, в центре города. Казанцев поведал, что дело с браконьерским выездом приняло другой окрас, и замешан здесь второй секретарь обкома партии, и первый наш — райкома партии. В Южном, после седьмого ноября, кто-то выходил замуж. Нужна была рыбка свежая и икорка незалежалая. А теперь выстроилась такая цепочка от указания до выезда группы, под прикрытием заместителя начальника милиции, до выхода этой группы из машин, кстати, все они, кроме одного, вышли с оружием, но никто не подумал об осторожности. Лодка, в которой были двое будущих убийц, по их зову покорно приближалась к берегу, а пятеро, вышедших из машин, спокойно шли к черте расстрела, забыв о том, что в ночи не видно милицейской мигалки на машине, когда она выключена, да и милицейская форма никого не пугала, тем более рецидивиста. А стрелять Баркас — бывший охотник-промысловик — умел отменно, и стрелял не дробью, а картечью и жаканом.
Но не это в судьбе Артема было главным. А то, что в конце июля, как только они, пятеро выпускников и мальчик со двора Вовки Лунина, Сережка Шакуров, собрались в поход, в Широкую Падь, Артем перед отъездом зашел в милицию и спросил у дежурного, где можно увидеть капитана Казанцева Сергея Дмитриевича, и услышал то, что вовсе не ожидал услышать. Словом, был ошарашен.
— Капитан Казанцев в здании прокуратуры работает, в нотариусе, а в милиции он уже не работает, — ответил незнакомый старшина милиции.
Артем разыскал Сергея Дмитриевича. Он был неразговорчив, выйдя за здание прокуратуры и, присев с Артемом на старенькую скамеечку сказал:
— Вот такие дела, Артем. Вынудили написать рапорт на уход. Все повязано. Зам так за все взялся… Начальник глаза закрыл. Я упирался. И вот результат, — говорил о чем-то, не совсем понятном Артему, Казанцев.
Артем только понял четко, что за правду Сергея Дмитриевича подставили и вынудили уволиться. И это как-то не укладывалось в его понятия о чести и правосудии.
— Так что мне делать с поступлением? — вдруг резко спросил Артем.
— А что делать? Все по плану. Езжай и поступай, — закуривая и опустив глаза, тихо сказал Казанцев.
— Но, а как же Вы?
— А я-то тут причем, Тёма?
— Нет, я хотел сказать, как это милиция без таких, как Вы? Вы ведь, сколько я Вас знаю, семьи-то не видели. За один год, а сколько дел разоблачили, звание капитана получили, такое дело раскрыли, и все под хвост коту? Это что я там буду делать в такой милиции?
— Бороться будешь.
— Так же, как Вы? Только с кем?
— А, может, у тебя и получится. Я бы хотел, чтобы получилось.
Потом Казанцев как-то вдруг быстро свернул разговор, сославшись на занятость и, прощаясь, сказал:
— Артем, ты отличный малый, ты, как я в зеркале, я тобой горжусь, но идти в милицию теперь не настаиваю. Сам решай. Но помни, что бы ни случилось в твоей жизни, не предавай друзей и честь. Честь имею! — сказал капитан, пожав крепко руку Артема, и его сутулая, но крепкая фигура скрылась в здании прокуратуры.
В то время Артем еще толком не понял о чести ничего, но он понял тогда, что в милиции может работать не каждый, это уж точно.
В Широкую Падь, сдав экзамены и получив аттестаты о среднем образовании, ребята отправились вшестером и из десяти запланированных дней пробыли всего шесть. Артем узнал по телефону от отца, что его друзьям пришли повестки из военкомата на убытие в город Омск для поступления в военное училище, так как на них в военное училище документы были отправлены еще по весне, после последней медкомиссии. В город шли морем на «Алябьеве». Лунин и Артем сидели на корме катера.
— Понимаешь, Артем, — первым заговорил Лунин, — я бы не хотел расставаться с тобой. Если мы с Вовкой Шариным поступим в военное училище, то разбегутся наши дорожки, как корабли в море. Артем, особого желания у меня идти в военку-то и, нет. Шарин накидал рапорт, а за ним следом и я, ты ж тогда отказался рапорт писать. Вовка Шарин думал, что и ты с нами поедешь, а ты вон в ментовку собрался. Не думал я, что это у тебя так серьезно.
— Было серьезно, — сказал Артем.