Танкисты, поддерживая, вывели его из строя. Устюжанин, собирая волю в кулак, выпрямился и твердо ответил: «Я командир полка, который сражался против вас».
Генерал спросил: «Где же остальные командиры?»
– В этой колонне одни красноармейцы, офицеров – командиров нет. Я требовал: командир Красной Армии, согласно клятве, данной трудовому народу, не имеет права сдаваться в плен живым.
– Что ж, Вы достойный командир полка. Я знаю о Вас больше, чем Вы о себе. Вы умело воевали в эти дни. Гарантирую Вам жизнь не как командиру, а как солдату. Прошу отправить его в лагерь для пленных офицеров. Допрашивать Вас нечего. Ваша часть не существует.
Устюжанин подумал: «Врет. Это пропаганда. Знамя должно быть сохранено. Значит, часть будет жить».
Устюжанина посадили в бортовую машину, где сидело несколько красноармейцев и командиров Красной Армии с немецкими листовками, державших их как самое дорогое сокровище.
Кто-то в машине выкрикнул: «В нашем полку прибыло!» Из дальнего угла цыкнули: «Заткнись, холуй».
Малодушные
Вечером погрузили в товарные вагоны и повезли. На третий день, утром, через щели вагона Федор видел ухоженные поля, пасущиеся стада упитанных коров, белые домики под черепичной крышей. Конвойный сказал: «Это Австрия». В лагере Устюжанина часто вызывали на допросы. Он рассказал правду о себе, начиная с Первой мировой войны и кончая последними днями боев, обходя те вопросы, на которые не имел права отвечать. После разгрома немцев под Москвой ему предлагали различные должности в гитлеровских оккупационных войсках Югославии и Польше. На что он давал категорический отказ.
После этого его перевели в другой барак, где вместо коек были нары и очень скудное котловое довольствие.
Его радовало другое – он знал, что под Москвой фашисты потерпели крупное поражение, что раны потихоньку заживают, отваливаются корочки обожженного тела, а под ним нежно-розовая кожа, отрастали волосы на голове, возвращалось зрение.
Соседом по нарам оказался летчик, командир МИГ-3, как и он, обгоревший с головы до пояса – на лице, спине, груди остались глубокие шрамы. Лицо казалось перекошенным. Пронизывающе смотрел одним темно-карим глазом, второй глаз вытек. Сбили его под Брянском, когда он в азарте боя погнался за фашистским мессершмиттом. Был приказ – над территорией врага в погоню не ввязываться.
Фашистский самолет вогнал в землю, но и самого при развороте прошили очередью. Бой вести было нечем: боевой запас расстрелян, бензин на исходе, мотор чихал и давал сбой. Самолет горел и терял высоту, ни о каком таранном речи не могло быть. Когда вываливался из самолета, парашют загорелся. При приземлении спасло торфяное болото. Влез в грязевую жижу по плечи. Через час немецкая полковая группа с собаками нашла его. Если бы не вытащили из болотины, то сам бы не выбрался, захлебнулся бы в этой болотной кашице.
На допросе врал умело, представился потомком знаменитых князей Вяземских по материнской линии. Историю государства Российского знал назубок. Историей увлекался с начальных классов. Летчика капитана Олега Твердохлебова в лагере прозвали «князем Олегом».
В марте 1943 года в лагере появилась группа офицеров Русской освободительной армии. В каждом бараке вели долгие увещевательные беседы. К этому времени даже самые верные холуи в бараке притихли. Знали о разгроме немцев под Сталинградом и почувствовали приближение часа расплаты.
26 марта вербовщики появились в бараке, где были Устюжанин и Твердохлебов.
Построили в две шеренги лицом друг к другу с широким проходом посередине. Группа из пяти представителей ОА прошла вдоль шереног, приглядываясь. Федор в одном из них увидел очень похожего на Петра. Петр знал, что Федор находится в этом бараке, но проходя строй, не признал брата. После долгой беседы пояснили, что те, кто будут верой и правдой служить Германии, будут восстановлены в офицерских званиях, получат наделы земли и дома, а если не пожелают, то режим к ним будет ужесточен и они едва ли протянут тут полгода. Вышло из строя шесть человек. Петр в группе был старшим, крикнул: «Федор Устюжанин, выйти из строя». Федор сделал шаг вперед, но тут же вернулся и вытащил из строя Олега Твердохлебова. Объясняя, что это механик-водитель его танка. Петр подталкивал их к выходу. Отщепенцев загрузили в бортовые машины. Федор подумал, едва ли кто из них решил умирать за фашистов. Что толкнуло этих людей встать в чужой строй? Наверное, одно – жажда к жизни, а она пока заключалась хоть в какой-то деятельности. Часов через шесть их привезли в широкую горную долину, где в несколько рядов стояли аккуратные бараки, огорожены высоким забором, по углам сторожевые вышки. В центре огромный плац.