В конце сентября 1914 года полк был погружен в эшелоны и переброшен в Польшу, под Варшаву. Ежедневные бои, потери друзей, товарищей, земляков. Батальон был весь из Пермской губернии. Первая солдатская награда – Георгий IV степени. В 1915-м под Ломжой полк был окружен, при артобстреле Федора выбросило из окопа. Наджабило шейные позвонки, шея болела всю жизнь. Плен. Пять раз бежал, стремился к жене и детям. Без него Дарья родила второго – отпускного. Каждый раз ловили, били нещадно, до полусмерти, выживал – был молод и силен духом. На спине до старости оставались глубокие рубцы от побоев. После Брест-Литовского перемирия снова бежал. Месяц шел по Германии, обходя населенные пункты, питаясь грачиными яйцами и молодыми всходами ржи. Добрался до Польши оборванный, в разбитой обуви, оголодавши. В Польше обменял Георгия, которого хранил в козырьке фуражки, на сухари и кое-какую одежду. Поработал у ксендза около месяца, восстановил силы. В товарняках добрался до Смоленска. Здесь военный патруль нашел его в вагоне из-под угля, обессилевшего, тифозного. Отлежался в лазарете. Отправили в Москву на переформировку. Летом 1918 года под ударом белых армий падает Екатеринбург. Полк бросают в прорыв. При формировании подружился со Степаном, шустрым отделенным, оказался земляк, из Сивы, который порекомендовал назваться пулеметчиком. Записали в пулеметную команду, где на двадцать человек был один пулемет и тот неисправный. Держали в резерве командира полка. Под Кунгуром полк попал в окружение. Колчаковцы зверствовали. Всех, кто был в окопах – расстреляли. Степан советовал: «Говори, что интендантский взвод, повара». Подъехал бородатый казак, в офицерских погонах, крикнул: «Это еще что тут за красная сволочь – в расход!» Невыспавшийся, с красными глазами, заляпанный грязью унтер попросил: «Разрешите оставить, некому солдатиков хоронить. Белые или красные, а все православные». Черная борода задергалась и сквозь зубы процедила: «Ладно, закапывайте, только раздеть до подштанников, чтобы не разбежались». Повели строем к околице, где слышались выстрелы и крики: «Братушки, за что убиваете?!» Степан и Федор стали в последнюю шеренгу. Унгер, увидев черную в рубцах спину Федора, спросил: «Где это тебя так?» Федор поведал о плене и побегах. «А где в плен попал?» Федор подробно рассказал о последнем бое под Ломжей и что был награжден Георгием за храбрость – вытащил из-под обстрела раненого взводного соседней роты. Унтер побежал к строю, схватил Федора за руку и стал трясти: «Я это был, я помню, что назывался Федором». «Так точно, господин унтер-офицер», – отрапортовал Федор». «Хорошее не забывается, выдь из строя», – скомандовал унтер. Федор, выходя из строя, вытащил за руку Степана. «А это еще кто такой», – закричал унтер. «Отпустите его, земляк мой», – упросил Федор. Федор и Степан в чужом обмундировании хлопотали у походной кухни, кололи старые суковатые чурки и таскали воду ведрами. Ночью решили бежать. Надели чьи-то шинели, прихватили из козел по винтовке, до восхода солнца направились в сторону Перми. На рассвете из лесочка выскочили на них с десяток конников. Старший потребовал: «Кто такие, откуда, пароль?» Степан отчеканил: «Шомпол». Вечером слышал, как перекликались часовые. Старший заорал: «Пароль вчерашний, это авантюра». Степан спокойно ответил: «Господин есаул, – хоть чин был нижний, – верно, вчерашний, мы вышли вчера, в секрете были». Назвал фамилии командира части, того чернобородого казака и унтера, номер полка. Конник завозмущался: «Что это за разведка, когда по дороге шастает, ну-ка по полю вон до того лесочка, разузнайте, нет ли кого в зарослях, а то нам на лошадях по бурелому не с руки».
Степан с Федором проскочили лесок, на опушке в хворост попрятали винтовки. На другой день вышли к реке Мулянка. Ночью по ней добрались до Камы. Прячась за выброшенные рекой бревна, добрались до моста через Каму. Мост охранялся. Пришлось идти от моста подалее. Связали два бревна ремнями и штанами. Легли плашмя на бревна, гребли дощечками. Вода была холодная, обжигала руки. Переправились на другой берег Утром, в Нижней Курье, зашли в крайний дом от берега, чтобы обсушиться и попросить хлеба. Старик со старухой поплакались, что их сын где-то сгинул на фронте, а невестка ушла к родителям. Накормили их горячей картошкой и напоили чаем, заваренным на смородинных листьях и душице. Обоих разморило и, устроившись на лавке, они уснули крепким сном. Разбудил резкий стук в дверь: «Открывайте». Степан и Федор выглянули в окно, по улице рыскали на конях, в бараньих шапках казаки. Бежать было некуда.