Пока сидели в зарослях, чуть не поседели. Немцы к речке ходили часто. Аккурат мимо кустов. Сунься кто в кусты, и все. Какой-то метр всего. В эти моменты Михаил и Семен замирали, сжимая оружие и гранаты. А немцы в основном тут набирали воду. Некоторые устраивали постирушки, но ниже по течению. А раз один немец направился именно в их куст с намерением погадить. Бойцы уже приготовились к бою, сняв с толкушек колпачки и вытянув шнуры терочного запала, но засранца окликнули свои же. Что именно ему говорили, не поняли, но в общем ясно – не гадить там, где воду берут. С сумерками движение у реки прекратилось. Выждав немного, бойцы двинулись вдоль берега, прижимаясь к камышовым зарослям. Наблюдение за «передком» выявило пост, усиленный пулеметным расчетом. Всего на крайнем пункте находилось четыре человека, которые контролировали левый фланг. Другой пост располагался в ста метрах правее, и тоже с пулеметом. Но с того поста не увидят, если ползти вдоль берега. Значит, надо думать – как устранить четырех человек тут. И желательно тихо, иначе каюк.
Понаблюдав за передвижениями и сменами, решили дожидаться утра. Переход наметили на рассвете, в «собачье время», когда самый крепкий сон. Если не случится внезапной атаки или обстрела. Оптимальное время четыре утра. Как раз пройдет пара часов после смены поста.
Самое трудное самим не заснуть. Усталость сказывается – двое суток уже ползают тут. Заснешь – захрапишь. Когда ночевали в кустиках, бдящий постоянно пихал спящего, не давая храпеть, что к бодрости никак не приводило.
Сидели в камыше, слушая тихие разговоры немцев, жалея, что толком не учили язык в школе. Немцы особо не шумели. Иногда посмеивались, видимо рассказывая веселые истории. Но и наблюдать за окрестностями не забывали – постоянно из окопа торчала пара голов в касках. Где-то отдаленно грохотала канонада. Иногда в сторону нейтралки пускали осветительные ракеты. Хорошо бы такая идиллия до рассвета сохранилась…
Наконец на пост заступила новая смена. Началось то самое собачье время. Орднунг орднунгом, но немцы тоже устают, и через час на посту решили, что можно бдить не в восемь глаз, а в четыре, и пара солдат устроилась в окопе.
Через некоторое время донеслось похрапывание. Которое часто прервалось пинком бодрствующего часового. Бесхребетный с Гороховым переглянулись – пора. Часовые влево не смотрели вообще, наблюдая лишь за тем, что впереди. И бойцы начали подкрадываться. Бруствер слева выступал чуть выше, обеспечивая мертвую зону, что компенсировалось бы дополнительными наблюдающими, однако те в данный момент сопели в две дырочки.
Подобраться удалось почти вплотную. Так тихо подбираться давно не приходилось. Движения плавные, осторожные. Сдвинулся – замер, еще чуть вперед – замер. Уже слышны сопения в окопе. Осталось только выбрать момент. В руках по клинку. Удастся ли сработать втихую? Про неудачу думать не хотелось.
Уже начались сумерки. Надо решаться, ибо в любой может заявиться проверяющий, а если еще протянуть, то посветлу нейтралку точно не миновать.
Послышался звук зевка и еще что-то непонятное, будто кто-то в трубу глухо дунул. В окопе хохотнули, а Бесхребетный с Гороховым насторожились.
– Maкs!
– М-м-м? – послышалось сонное.
– Du schwein! – буркнул пулеметчик, отчаянно зевая и стараясь прикрыть рот ладонью. – Stinkendes schwein![6]
Затаившиеся бойцы только про свинью и поняли. И тут что-то загрохотало на юге. Бесхребетный с Гороховым не сговариваясь перемахнули через бруствер – как чувствовали – оба бодрствующих немца смотрели вправо. Сработали каждый своего – ножом по горлу. Откинули умирающих и сразу зажали рты спящим и пришпилили клинками. Лишь один успел звук издать. Завоняло. Семен невольно сплюнул, затем толкнул сержанта:
– Делай, как я.
Сдернул каску с немца, водрузил её на свою голову и высунулся из окопа. Рядом выглянул Михаил. Что там бабахнуло – непонятно, но тревоги немцы не подняли, лишь осветительными ракетами выстрелили в сторону нейтралки. Повисшие «люстры» осветили лощину и камыш. На соседнем посту крутили головами часовые. Крайний держал руку у лица, иногда выдувая дым за бруствер.
И это хваленый немецкий орднунг? Если курит, то проверяющего рядом и в помине нет. Этот пост крайний, если он явится, то пройдет через соседний. Но надо поспешить. Сержант поддел маузером каску и передал Семену. Пусть видят – головы торчат, значит, тут бдят и все в порядке.
– Быстрей, Миша, – прошептал Семен, косясь на соседний пост, – нам и так фартит как никому, пора и честь знать. Сматываемся!