Быстро просмотрев зольдбухи, старлей повертел в руках консерву, затем взял пакет. Из него вдруг вывалился прямоугольник в фольге.
- Зот-тер… — прочитал по слогам надпись лейтенант, — пан-зер-счо-ко-ладе.
- Шоколад что ли? — почему-то обрадовался старлей, и зашуршал оберткой. — Ну-ка…
- Не стоит, товарищ старший лейтенант, — сказал Бесхребетный. — Нельзя его есть!
Старлей немногим до рта батончик не донес. Так и замер с раскрытым ртом.
- Там дрянь какая-то намешана. На время придает сил и бодрости. Долго спать не хочется. Но дуреют с него. Звереют даже.
- Вот тут ты точно врешь! — уверенно сказал старлей, но батончик положил на стол. — Это с шоколада-то дуреют?
- Не вру. Это не простой шоколад, откуда знаю — скажу только сотруднику госбезопасности. А то, что дуреют… на себе испытал…
Где-то заголосил петух. За дверью громко всхапнули. Горохов повернул голову, Семен тоже приподнялся. Никто на петушиный ор кроме караульного за дверью никто не откликнулся, видать остальные петухи в округе на суп пошли. От мыслей о еде забурчало в животе…
Покормили их один раз, после обеда. Ржаная черствоватая краюха и подгорелая «шрапнель»[7] была проглочена мигом, и показалась самым вкусным блюдом на свете. Правда, запить принесли колодезной воды, и то хлеб. Вечером кормить не стали, только оправиться вывели раз, посоветовав терпеть до утра. Мол, нечего на них время и продукты тратить. Вот приедет особист и кранты вам. Он строгий и резкий. Приставит к стенке…
Причина такого отношения была проста — сутки назад на батальон вышли четверо. Нейтралку миновали тихо, без стрельбы. Встретившим их бойцам сказали, что по тылам долго бродили. Приняли их с пониманием. Покормили. Тут особист приехал. Расспросил, проверил документы, и вдруг приказал всех арестовать. А потом пояснил — документы-то липовые. Гимнастерки слишком чистые для долгого шатания по лесам, и рожи откормленными выглядят. После чего устроил головомойку всем, за потерю бдительности. Так настропалил…
У Семена и Михаила иначе. Лица худые, уставшие. Документы… в порядке документы. Не зря лейтенант скрепки ногтем тер. Ржавые они. А у немцев блестят, хоть все зольдбухи перебери — все нержавеют. Галифе и гимнастерки у обоих только на честном слове держаться и на въевшейся грязи. Того гляди расползутся. Зато сапоги, ножи, да не один, а сразу по паре на брата, карабин, пистолет немецкие. Консерва, галеты и шоколад специальный…
Шпион? Конечно шпион. Только так шпионы и выглядят!
Идиоты!
Мысли переключились на особиста. Станет ли слушать? Ротный точно им не поверил, но инициативничать не рискнул. Распорядился окруженцев запереть и вестового в штаб отправил.
После обеда кто-то из начальства появился — слышались четкие доклады. Горохова с Бесхребетным никуда выводить не стали, сквозь худую крышу рассматривали…
- О чем думаешь, Сема?
- О том, что приедет особист и слушать нас не станет. Приставят нас к стенке поутру-то.
- Не приставят. Есть кое что, и слово заветное знаю.
Заветное слово и у Семена имелось, и все, а у Михаила тетрадка особой важности. Недаром гранатой заминирована. Эх…
- Не вздыхай, все путем будет, замолвлю словечко.
Семен лишь улыбнулся.
- Идрит твою! — Горохов поднялся, морщась на боль, потрогал щеку, где темнел смачный фингал. — Как же хочется нажраться!
- В смысле напиться?
- Не, именно нажраться — мяса хочу и хлеба свежего. Консервы эти, в печенках сидят уж, чтоб немцам всю жизнь их жрать! Хотя мясо под водочку тоже мысль хорошая. Кстати, — прервался Михаил, — ты мне про шоколад ничего не сказал. Что там за хрень намешана?
- Извини, друг, тут как с тетрадью твоей. Пусть особист решает — важно, али нет.
- И правильно, — согласился Горохов.
- В баньке бы пропариться, — посетовал Семен. — Коростой уж покрылся, вот-вот отваливаться сама начнет.
- Да-а-а, в баньку не помешало бы сходить, да пивка после вволю напиться!
- Где ты тут пиво-то найдешь?
- Неважно, литру сразу бы выдул!
- Обдуешься с литра-то.
- А может и нет, — и Горохов вдруг тихо засмеялся. На вопросительный взгляд Семена, пояснил:
- Да случай с пивом смешной вспомнил.
- Рассказывай, раз вспомнил, — и Семен откинулся на стену, заложив руки за голову.