Крокетт вернулся в комнату с человеком, который мог бы неплохо зарабатывать, исполняя женские роли в старинных водевилях. Он был тонкий и гибкий, как тростинка, румяный, с красивыми белокурыми волосами и губками бантиком.
— Сай, — произнес Крокетт, — познакомься с моими компаньонами.
Он представил Тагеку, который кивнул головой, и Мэнникона, который во время рукопожатия побоялся даже взглянуть Бансвангеру в глаза. Рукопожатие Бансвангера оказалось более крепким, чем у актера на женских ролях.
— Мне «Джек Дэниелс», Крок, — сказал Бансвангер. Должно быть, у них в школе это был традиционный напиток. Голос Бансвангера вызвал у Мэнникона ассоциацию с кремнем.
С бокалом в руке Бансвангер уселся на один из некрашеных сосновых столов и кокетливо закинул ногу на ногу.
— Мои мальчики считают, что вы, приятели, сделали потрясающее открытие, — начал Бансвангер. — Мы провели некоторые испытания, и они подтвердили ваши данные на сто процентов. Квелч вам звонил?
— Сегодня утром, — сказал Тагека. — Результаты положительные.
Бансвангер кивнул.
— Мои мальчики сообщили, что этого следовало ожидать. Что ж, нечего ходить вокруг да около. Мы берем его. Раствор, я имею в виду. Мы уже предварительно наметили зоны поражения. Истоки Янцзы, три-четыре озера на севере, пара притоков Желтой реки и так далее. У вас тут нет случайно под рукой карты Китая?
— К сожалению, нет, — сказал Тагека.
— Жаль, — вздохнул Бансвангер. — Это бы вам прояснило картину. — Он огляделся. — Здорово вы тут живете. Вы и не поверите, сколько сейчас дерут за приличное логово в Вашингтоне… Никакого шума — вот в чем прелесть вашего средства. Мы уже давно ищем что-нибудь подобное. Но до сих пор ничего подходящего не получалось. Вы провели окончательные испытания? Я ничего не нашел об этом в бумагах. Должно быть, проглядел в спешке?
— Что за окончательные испытания? — спросил Мэнникон.
— Флокс, — устало протянул Крокетт.
— Мэнникон, — с угрозой сказал Тагека.
— Я имею в виду установление минимальной действенной концентрации раствора в аш два о, — сказал Бансвангер.
— Это мы еще не установили, Сай, — сказал Крокетт. — Мы же работали только по ночам.
— Поразительная эффективность у этого раствора, — заметил Бансвангер, отхлебнув виски. — Мы провели кое-какие испытания. Одна часть раствора на два биллиона частей пресной воды. Одна часть на три биллиона частей морской воды. — Он засмеялся девичьим смехом, вспомнив что-то. — Забавный побочный эффект: раствор излечивает желтуху. Вы могли бы основать фармацевтическую фирму и только на этом недурно заработать. Разумеется, отпуск препарата строго по рецептам. Но чтобы никто не вздумал прописывать его азиатам, не то пришлось бы платить большую неустойку. Впрочем, это так, к слову. Теперь, — он расплел ноги, — о деловой стороне. Мы готовы выложить два миллиона чистыми. Из нерегистрируемых фондов. Так что вам не придется платить налогов. Никаких расписок. С ЦРУ выгодно работать. Мы не мелочимся.
У Мэнникона снова перехватило дыхание.
— Вы плохо себя чувствуете, сэр? — спросил Бансвангер.
— Нет, прекрасно, — сказал Мэнникон, хватая ртом воздух.
— Разумеется, — сказал Бансвангер, с сочувствием посматривая на Мэнникона, — если мы используем ваше средство, вам будут отчисляться проценты. Но мы не можем гарантировать использование. Хотя сейчас обстановка такая, что… — Бансвангер недоговорил.
У Мэнникона перед глазами поплыли один «феррари» за другим и дюжины девиц в розовато-лиловых брюках.
— Еще одна деталь, и все, — сказал Бансвангер. — Завтра мне надо быть в Венесуэле. Так вот, — в его голосе зазвучала недвусмысленная угроза, — я рассчитываю на двадцать процентов. Пятую часть. За оказанные услуги. — Он обвел взглядом присутствующих.
Крокетт кивнул. Тагека кивнул. Мэнникон тоже кивнул.
— Ну, пора в Каракас, — бодро сказал Бансвангер. Он допил бокал, все обменялись рукопожатиями. — Утром к вам прибудет человек, — добавил Бансвангер, — с деньгами. Наличными, разумеется. Какое время вас устраивает?
— Шесть утра, — сказал Тагека.
— Заметано. — Бансвангер сделал пометку в крокодиловом блокноте. — Ты правильно зашел тогда, Крок. Не надо меня провожать. — Он вышел.
Оставались сущие пустяки. Поскольку они получат наличными, следовало вычислить, какая компенсация причитается Тагеке за права на Карибский регион и десятилетнюю североевропейскую долю Мэнникона. Это потребовало не много времени. Тагека был так же силен в математике, как и в патологии.
Крокетт и Мэнникон вышли вместе. У Крокетта было назначено свидание с теперешней, третьей по счету, женой мистера Паульсона, и он торопился.
— Пока, Флокс, — сказал он, залезая в «ланчу». — Мы сегодня недурно потрудились.
Мурлыча что-то себе под нос, он рванул с места.
Мэнникон забрался в свой «плимут». Посидел минуту-другую, обдумывая, что предпринять в первую очередь. Когда же наконец придумал, то помчался со скоростью шестьдесят миль в час сообщить миссис Мэнникон о своем решении подать на развод.
Тагека сидел на кушетке в своей квартире и вырисовывал в блокноте изящные идеограммы. Затем нажал кнопку звонка. Вошел негр-дворецкий в желтом полосатом жилете и белоснежной рубашке с массивными золотыми запонками.
— Джеймс, — сказал Тагека дворецкому, — закажи на завтра по пятьсот граммов диоксотетрамеркфеноферрогена-14, -15 и -17. И пятьсот белых мышей. Нет, — он секунду помедлил, — лучше тысячу.
— Хорошо, сэр, — сказал Джеймс.
— Да, и еще, Джеймс, — Тагека жестом остановил дворецкого. — Будь добр, закажи разговор с японским посольством в Вашингтоне. Я буду говорить лично с послом.
— Будет исполнено, сэр, — сказал Джеймс и взялся за телефонную трубку.
Перевод А.Герасимова
** Роберт Шекли
Зацепка
На звездолете главное — сплоченность экипажа. Личному составу полагается жить в ладу и согласии — иначе недостижимо то мгновенное взаимопонимание, без которого порой никак не обойтись. Ведь в космосе один-единственный промах может оказаться роковым.
Не требует доказательств та истина, что даже на самых лучших кораблях случаются аварии, а о заурядном нечего и говорить — он долго не продержится.
Отсюда ясно, как потрясен был капитан Свен, когда за четыре часа до старта ему доложили, что радист Форбс наотрез отказывается служить вместе с новеньким.
Новенького Форбс в глаза не видел и видеть не желает. Достаточно, что он о нем наслышан. По словам Форбса, здесь нет ничего личного. Отказ мотивирован чисто расовыми соображениями.
— Ты не путаешь? — переспросил капитан старшего механика, когда тот принес неслыханную весть.
— Никак нет, сэр, — заверил механик Хао, приземистый китаец из Кантона. — Мы пытались уладить конфликт своими силами. Но Форбс ни в какую.
Капитан Свен грузно опустился в мягкое кресло. Он был возмущен до глубины души. Ему-то казалось, что расовая ненависть отошла в далекое прошлое. Столкнувшись с ее проявлением в натуре, он растерялся, как растерялся бы при встрече с моа или живым комаром.
— В наш век, в наши дни — и вдруг расизм? — кипятился Свен. — Безобразие, форменное безобразие. Чего доброго, следующим номером мне доложат, что на городской площади сжигают ведьм или где-нибудь затевают войну с применением кобальтовых бомб!
— Да ведь до сих пор никакого расизма не было в помине, — возразил Хао. — Для меня это полнейшая неожиданность.
— Ты же у нас не только по званию старший, но и по возрасту, — сказал Свен. — Неужто не пытался урезонить Форбса?
— Я с ним не один час беседовал, — ответил Хао. — Напоминал, что китайцы веками люто ненавидели японцев, а японцы китайцев. Если уж нам удалось преодолеть взаимную неприязнь во имя Великого Сотрудничества, то отчего бы и ему не попытаться?
— И пошло на пользу?
— Как об стену горох. Говорит, это совсем разные вещи.