Принимающие и мисс Фенстермейкер кинулись от мяча врассыпную, словно от пушечного ядра. А когда мяч сам собой остановился, игроки побежали за ним с нарочитой неуклюжестью. Было ясно, что меньше всего на свете они желают поразить Хроноса мячом и вывести его из игры. Все их помыслы были устремлены на то, чтобы всемерно упрочить славу Хроноса, продемонстрировав бессмысленность любого сопротивления.
Хронос явно был самым выдающимся явлением, с которым дети сталкивались на Марсе, и всем, что у них есть, были обязаны общению с Хроносом. Они готовы были на все, только бы понежиться в лучах его славы.
Юный Хронос в облаке пыли проскользнул в «дом».
Принимающий запустил в него мячом — но поздно, поздно, слишком поздно. Однако, как и полагалось, игрок, бросивший мяч, начал проклинать свою неудачу.
Юный Хронос выпрямился, стряхнул пыль с одежды и снова поцеловал амулет в благодарность за удачу. Он твердо верил, что именно амулет приносит ему счастье, верили в это и его товарищи по школе, и даже, втайне, мисс Фенстермейкер.
История амулета была такова.
Однажды мисс Фенстермейкер повела школьников на экскурсию на фабрику огнеметов. Управляющий разъяснил детям все стадии технологического процесса и выразил надежду, что некоторые дети, когда вырастут, придут сюда работать. Когда экскурсия находилась в упаковочном цехе, нога управляющего запуталась в клубке стальной проволочной ленты, той, что используется для упаковки готовых огнеметов. Этот клубок, с торчащими во все стороны острыми концами, был брошен в проходе неосторожным рабочим. Управляющий оцарапал лодыжку и порвал брюки, а затем, к восторгу ребят, с проклятиями набросился на проволоку и искромсал ее большими ножницами на куски. Один из этих кусков юный Хронос подобрал и сунул в карман.
Вот какой был у Хроноса амулет. Он стал такой же неотъемлемой частью Хроноса, как правая рука. Нервная система Хроноса, если можно так выразиться, цементировалась этой металлической полоской.
Дядька — дезертир — поднялся из-за бирюзового валуна и бодрой поступью прошел в школьный двор. Он содрал со своего мундира все знаки различия. Это придавало ему довольно официальный вид, не указывая в то же время на род занятий. Из всего снаряжения, которое было у него до побега, Дядька оставил себе кинжал, маузер одиночного боя и одну гранату. Все это он припрятал за валуном, вместе с похищенным велосипедом.
Дядька решительно подошел к мисс Фенстермейкер. Он сказал ей, что ему необходимо немедленно побеседовать с мальчиком Хроносом по делу государственной важности — с глазу на глаз. Он не сказал, что мальчик — его сын. Отцовство не давало Дядьке никаких преимуществ. А вот официальная миссия давала ему право расспрашивать о чем угодно.
Бедную мисс Фенстермейкер было нетрудно провести. Она согласилась предоставить Дядьке для беседы с Хроносом собственную комнату.
Комната была завалена неразобранными школьными документами, иные даже пятилетней давности. Мисс Фенстермейкер здорово запустила работу — настолько, что прекратила занятия в школе до тех пор, пока не разберется со всеми бумагами. Отдельные кипы документов обрушились, образовав завалы под столом, в коридоре и в уборной.
В комнате стоял также открытый канцелярский шкаф, отведенный под коллекцию горных пород.
Никто никогда не проверял работу мисс Фенстермейкер. Никому до нее дела не было. Она имела диплом преподавателя, выданный в штате Миннесота, в США, на Земле, в Солнечной системе Млечного Пути, а все остальное неважно.
Чтобы поговорить с сыном, Дядька сел за стол, в то время как Хронос стоял перед ним. Хронос сам не пожелал садиться.
Обдумывая, что сказать, Дядька машинально выдвинул ящики стола мисс Фенстермейкер и обнаружил, что они тоже забиты горными породами.
Юный Хронос смотрел подозрительно и недружелюбно; он придумывал, что бы такое сказать, прежде чем заговорит Дядька, и сказал:
— Чушь.
— Что? — спросил Дядька.
— Что бы ты ни сказал, это — чушь, — ответил восьмилетний мальчуган.
— Почему ты так думаешь? — удивился Дядька.
— Все, что люди говорят, — чушь, — буркнул Хронос. — И какая тебе разница, что я думаю? Когда мне стукнет четырнадцать лет, вы все равно засунете мне в голову эту штуковину, и я буду делать все, что вам заблагорассудится.
Он имел в виду, что антенны вставляются детям по достижении четырнадцатилетнего возраста. Сделать это раньше не позволяют размеры черепа. Когда ребенку исполняется четырнадцать, его посылают в госпиталь на операцию. Ему обривают голову, а врачи и медсестры подшучивают, что он становится взрослым. Прежде чем ввозить ребенка в операционную, его спрашивают, какое он любит мороженое. И когда он просыпается после операции, его уже поджидает огромная тарелка именно такого мороженого, а еще — кленовые орешки, бисквитики, шоколадные дольки — все, что душе угодно.
— Твоя мать тоже говорит чушь? — спросил Дядька.
— Да, с тех пор как в последний раз вернулась из лечебницы, — ответил Хронос.
— А твой отец? — осведомился Дядька.
— Про него я ничего не знаю, — отмахнулся Хронос. — И плевать. Он набит чепухой, как и все остальные.
— А кто не набит чепухой? — спросил Дядька.
— Я, — гордо сказал Хронос, — один я.
— Подойди поближе, — попросил Дядька.
— С какой стати? — удивился Хронос.
— Я хочу шепнуть тебе кое-что важное.
— Сомневаюсь, — сказал Хронос.
Дядька встал, обошел вокруг стола, подошел к Хроносу и прошептал ему на ухо:
— Я твой отец, малыш. — Когда Дядька произносил это, сердце его колотилось, как пожарный колокол.
Хронос даже не шевельнулся.
— Ну и что? — спросил он с каменным лицом. Он никогда не получал никаких указаний на этот счет, не встречал в жизни ни одного примера, доказывающего, что отец зачем-то нужен. На Марсе это слово лишено эмоциональной окраски.
— Я пришел вызволить тебя отсюда, — сказал Дядька. — Нам нужно удрать.
Он легонько погладил мальчика по руке, пытаясь хоть как-то растормошить его. Но Хронос отбросил руку отца, как пиявку.
— А для чего? — резко спросил он.
— Чтобы жить! — сказал Дядька.
Мальчик равнодушно посмотрел на отца, как бы пытаясь понять, зачем он должен связывать свою судьбу с этим незнакомцем. Потом достал из кармана свой амулет и потер его ладонями.
Воображаемая сила, которой снабжал его амулет, делала его достаточно сильным, чтобы никому не доверять и жить точно так же, как он жил раньше, — в славе и одиночестве.
— Я и так живу, — сказал он и добавил: — У меня все хорошо. Убирайся к черту!
Дядька отступил на шаг. Уголки его рта опустились.
— Убираться к черту? — прошептал он.
— Я всех посылаю к черту, — сказал мальчик. И сделал было попытку добродушно улыбнуться, но она его сразу утомила. — Ну что, можно мне вернуться к игре?
— Как ты посмел сказать родному отцу, чтобы он убирался к черту? — пробормотал Дядька. Вопрос эхом отозвался в нетронутом уголке его очищенной памяти, где хранились воспоминания о собственном странном детстве. Его собственное странное детство прошло в мечтах, что он наконец встретит и полюбит отца, который не хочет его видеть и не жаждет сыновней любви. — Я… я дезертировал из армии, чтобы попасть сюда… чтобы разыскать тебя, — выдавил Дядька.
На мгновение в глазах мальчика мелькнул интерес, но тут же угас.
— Они найдут тебя, — сказал он. — Всех находят.
— Я украду космический корабль, — пообещал Дядька, — и мы все улетим на нем — ты, мама и я.
— Куда? — спросил мальчик.
— Туда, где хорошо! — ответил Дядька.
— А где хорошо? — спросил Хронос.
— Не знаю. Поищем, — сказал Дядька.
Хронос сочувственно покачал головой:
— Извини. Я думаю, ты сам не знаешь, о чем говоришь. Просто из-за тебя перебьют кучу народу.
— Ты хочешь остаться здесь? — спросил Дядька.
— Я здесь привык, — ответил Хронос. — Можно мне идти?
Дядька заплакал.
Это повергло Хроноса в смятение. Он никогда не видел, чтобы мужчина плакал. И сам никогда не плакал.