— Что можно ожидать от того, кто мошенничает в игре, норовя вдвинуть шашку, когда партнер зазевался, или утверждает, что его любимое лакомство черепахи.
— Должно быть, черепашки, — поправила Бетти и, поняв, что угостить его микстурой не удастся и на этот раз, поставила бутылочку на поднос. — Это такие разноцветные фигурные монпансье. На вкус они апельсиновые, ананасовые, банановые. Дети их обожают. Одна беда — они ужасно липучие и от них страдает обивка диванов и ковра, а также портятся пылесосы.
Рассел невольно улыбнулся.
— От Кендала я иного и не ожидал.
Бетти оценила его улыбку как дружеский шаг и тоже улыбнулась.
— Они ничуть не хуже тех сластей, что мы любили в детстве. Помните палочку-выручалочку?
— Нет, — вполне серьезно ответил он. — Что это такое?
— О, это длинные тонкие трубочки с кремом. В школьные годы, помню, мы объедались ими и портили аппетит.
Рассел снисходительно посмотрел на нее.
— Знаете, леди, я все же был мальчишкой, и к тому же мои школьные годы прошли в военном училище, а там о ваших палочках-выручалочках и слыхом не слыхивали.
Бетти растерялась.
До сих пор Рассел был крайне скуп на слова и о своем прошлом ничего не говорил. То, что он решился рассказать что-то из своего детства, было само по себе фактом примечательным.
Заинтересованная, но опасаясь вспугнуть его, Бетти беспечно и шутливо продолжила разговор:
— А-а, теперь я знаю, где вы попробовали спою первую пулю. — Ей показалось, что Рассел испугался, но лишь на мгновение.
Он оценил ее остроумие, и в его глазах появилась смешинка.
— Да, пожалуй, что так, — весело согласился он.
С известной опаской и удивлением Бетти поняла, что между ними впервые возникло нечто похожее на дружескую беседу. Возможно, со временем удастся получить ответы на то, что давно хотелось у него узнать.
— И долго вы были в вашем училище? — поинтересовалась она как бы между прочим, решив начать с самого малого.
— Восемь лет. Второй муж моей матери решил, что военная дисциплина мне не помешает. Он убедил в этом и мою мать, сам же вскоре исчез с нашего горизонта. А я отбыл полный срок.
Бетти попыталась представить себе Рассела в военном училище. В ее понимании он и военная дисциплина были вещами несовместимыми. Насколько она его узнала, он терпеть не мог, чтобы ему приказывали.
— Представляю, с какой радостью вы вернулись наконец домой.
— Разве я сказал, что вернулся домой? — спросил он насмешливо.
Бетти удивленно нахмурилась.
— А, понимаю, вы поступили в колледж?
Рассел покачал головой.
— Нет, всего лишь в школу-интернат.
— В школу? — Она быстро подсчитала, сколько же ему было лет в то время. — А когда вы пошли в первый класс?
— В пять лет.
Она едва удержалась от возгласа удивления. Пять лет! Возраст Кендала. Совсем еще младенец. Что же это за мать, которая отправляет в интернат, в сущности, младенца? В последние несколько дней из скупых обмолвок и случайных реплик у нее составилось не очень лестное представление о матери Рассела. Это была, по всей вероятности, пустая и легкомысленная женщина, потерявшая счет своим мужьям. А теперь еще выяснилось, что она отдавала своего сына в школы-интернаты столь же легко и беззаботно, как отдают ненужные или лишние вещи. Бетти почувствовала к ней настоящую неприязнь. Однако по тону ответов и настороженности Рассела она поняла, что никакого сочувствия или, не дай бог, жалости он не потерпит. Поэтому она просто ответила:
— Понимаю.
Наступила неловкая пауза, а потом Рассел внезапно сказал:
— Моя мать была очень молода. Отец умер, когда мне и года не было. — Он пожал плечами. — К тому же, думаю, я был не подарок. Она поняла, что одной ей со мной не справиться.
Его желание как-то оправдать плохую мать лишь усилило ее жалость к нему. А потом она подумала, что он, должно быть, до сих пор считает, что был скверным мальчишкой и сам был виноват в том, что мать отдавала его в интернаты. Ей захотелось переубедить его, но она побоялась. Чтобы не совершить эту ошибку, Бетти торопливо начала собирать вязанье. Вопрос Рассела застал ее врасплох.
— Вы никак собираетесь жалеть меня, леди? — с иронией спросил он.
Бетти вздрогнула и уронила клубок голубой шерсти прямо ему на грудь. Наконец, придя в себя, она как можно безразличнее сказала:
— Не говорите глупостей. Просто мне жаль, что ваша мать не смогла оценить то, что имела.
В его глазах было удивление. Он долго смотрел на Бетти, словно хотел убедиться, что она сказала это серьезно, а затем перевел глаза на клубок голубой шерсти и взял его в руку. Он повертел его, с любопытством разглядывая, а когда он заговорил, голос его был таким же спокойным, как и у нее: