Она перевела взгляд на Рассела. Глаза ее метали молнии.
— Вы сошли с ума! Очевидно, ветрянка пагубно подействовала на ваши мозги. Да как вы смеете мыть какие-то паршивые биты в ванне и брать без спроса мое любимое средство, которое стоит десять долларов за флакон?
Рассел, переступая с ноги на ногу, чуть приблизился к ней. На его лице не было и тени смущения.
— Да, я сошел с ума. — Он стоял так близко, что она чувствовала, как его дыхание щекочет ей щеку. — Однако бейсбольные биты в ванне и дорогое пенящееся средство здесь ни при чем.
На Расселе не было ничего, кроме узких трикотажных трусов. Бетти в смущении отступила, ударившись ногой о край кушетки.
— Бетти, — промолвил он, глядя на нее потемневшими глазами, и, протянув руку, снял с ее мокрых волос полотенце.
— Зачем вы?.. Я бы сама помыла эти биты, — вдруг глупо пролепетала она.
— Бетти… — Его руки неожиданно легли ей на плечи. Он смотрел ей в глаза. — Я скоро уеду. Ты понимаешь, уеду? Вот такой я ненадежный…
Она едва понимала, что он говорит, только знала, что сейчас выдержка изменит ей, она не совладает с собой и выдаст себя. Ей было трудно дышать.
— Я знаю, — наконец пролепетала она. — Но это не имеет значения.
Это была правда. Ей сразу стало легче. Возможно, потому, что она вспомнила Стива и более ничего не хотела откладывать, лишаться сиюминутного счастья ради того, что может или не может быть завтра. Однажды шальная пуля лишила ее этого завтра, принеся утрату, горе и печаль. Сейчас она этого не допустит.
Рассел словно прочел это в ее глубоких, как темный янтарь, глазах, ибо обнял ее еще сильнее, гладя влажные волосы, ища ее губы. Рука Бетти, придерживавшая полы халатика, ослабела, их обнаженные тела соприкоснулись. Приятная истома охватила Бетти. Пусть будет что будет, мелькнула мысль, и более уже ничто не останавливало ее.
Прижав к себе ее покорное тело так сильно, что тонкий стан Бетти прогнулся и голова запрокинулась, Рассел поцеловал ее долгим и удивительно нежным поцелуем, словно пытался успокоить. Но в этот уже не было необходимости.
Бетти с наслаждением отдавалась его ласкам, ощущая как некое чудо близость его тела, вдыхая запах его кожи. Где-то глубоко в сознании мелькнуло, что Рассел по крайней мере честен с ней. Он предупредил, что не собирается задерживаться в ее доме и, возможно, в ее жизни тоже. Ну и что из этого?
Ее руки, осмелев, легонько коснулись упругих выпуклостей мышц и ложбинки его спины. Она гладила его, осторожно знакомясь с этим крепким мужским телом, испытывая сладостное чувство узнавания не только его, но и самой себя тоже.
— О, леди! — тихонько, словно выдохнув, произнес Рассел, целуя ее шею, мочки ушей, щекоча ее кожу своим горячим дыханием. Его рука, мнущая мягкую ткань, скользнула по ее спине вниз и остановилась там, где чуть ниже выпуклостей ягодиц кончался край короткого халатика.
— Рассел!.. — нетерпеливо прошептала Бетти.
— Я знаю, леди, — прошептал он в ответ и легонько укусил ее за мочку уха. Рука его осторожно коснулась горячей впадинки ее паха.
Ноги Бетти ослабели, ей показалось, что она вдруг легко и весело летит в какую-то звенящую мягкую и влекущую пустоту. Но руки ее продолжали свою радостную экскурсию и уже коснулись его шеи, плеч и дошли до рук. Здесь, повинуясь порыву необъяснимой нежности, Бетти вдруг сжала тонкую и сильную кисть его левой руки и, поднеся к губам, поцеловала то место, где так учащенно бился его пульс.
— Не надо, — вздрогнув, произнес Рассел и отступил на полшага.
Продолжая смотреть на Бетти, он медленно снял с ее плеч халатик и, взял ее на руки, бережно, как драгоценную ношу, опустил на кушетку. Повинуясь инстинкту, столь же древнему, как само время, она приняла его, как истосковавшаяся по влаге земля принимает благодатный дождь…
Какое-то время их сплетенные тела были неподвижными, дыхание единым, сердца бились в унисон.
Вдруг в полной тишине раздался далекий звук захлопнувшейся двери. Рассел едва уловил его. Голова его устало покоилась на плече Бетти. Он испытывал редкое для него состояние приятной опустошенности и лени. Ему казалось, что он понял, когда и почему мужчины дают обеты вечной любви, и более не осуждал их, даже если сам не смог бы привести ни одного примера верности данному обету.
Его дальнейшим, столь необычным для него размышлениям помешали чьи-то далекие шаги в пустом доме. Кто бы это мог быть? Он оторвал голову от горячего плеча Бетти и настороженно прислушался. Шаги стали громче, кто-то уже поднимался по лестнице.