Время тянулось невероятно долго, каждая секунда, проведенная с этой женщиной, пульсировала в голове. Голова болела неимоверно, так, как давно уже не болела.
— Вы давно вместе? — спросила пришедшая.
Вере даже по имени называть ее не хотелось.
— Пять лет. А что?
— Нет, ничего, а мы с ним даже года вместе не выдержали. Смотрю и удивляюсь. Ему всегда нравились модели — высокие, тонкие, яркие.
— Я не такая. Вы правы, но, видимо, во мне важна не внешность. У нас хорошая семья.
— Мужчин не поймешь. Я вот замуж выхожу, надеюсь, что тут все получиться.
— Смотря насколько хотите, чтобы получилось. Но, дай Бог, конечно.
— Вера, как вы с ним уживаетесь, он невероятно властный, и он прав всегда, он ведь даже рот раскрыть не дает. Меня все это просто возмущало. Причем пока встречались, был просто золотой, а потом…
— Мне трудно сказать, мы не встречались.
Дурацкий разговор прервал звук поворачивающегося ключа в замке. Сын рванул в коридор. Вера за ним.
— Ух, а ты еще подрос. Я тебя целый день не видел, — он поднял мальчонку над головой, тот заливался смехом. — Вераш, что?
— Тут пришли к тебе.
Он вошел в комнату, хорошее настроение сразу улетучилось.
— Что хотела?
— Ты так рад меня видеть?
— Не рад, нисколько не рад. И почему ты пришла сюда? Мы могли встретится где-то еще. Деньги я перечисляю, что тебе нужно?
— Так беспокоишься о ней?
— Да, представь себе. Я не люблю, когда Вера волнуется, понимаешь, не люблю.
— Смотрю и поражаюсь. Она не в твоем вкусе, ты смеялся над такими, как она. Невысокая, полная…
— Замолчи!
— Ух ты! Ты можешь быть и таким? Даже не представляю.
— У тебя нет права оценивать мою жену.
— Ты способен на чувства?! Удивляюсь, поражаюсь. Она обронила, что вы не встречались.
— Нет, не встречались. Я ее увидел — такую расстроенную, злую, возмущенную. Она была готова порвать нас за свою больную, а та даже человеком не была, отброс общества, да и только. Но Вера была таким Человеком, которого хотелось украсть и никому никогда и не показывать. Вот я и украл только для себя. И ни на минуту даже не пожалел. А ты говоришь о вкусе и еще о чем. Оно не стоит того, чтобы говорить, я и убить за нее могу.
Она замолчала и долго смотрела в пол. А потом произнесла:
— Я совсем не знаю тебя, видимо, никогда не знала. Ладно, давай к делу.
Он обещал, что оформит с ней все бумаги, потом сопоставлял свой график работы с ее свободным временем.
Она ушла. они остались только своей семьей. Вера молчала, но он видел, что внутри нее идет диалог.
— Осуждаешь?
— Не знаю. Больше да, чем нет. Пытаюсь найти оправдание.
— Я вижу и понимаю. Но так будет лучше. Не осуждай, прими таким, как есть. Я не святой.
— Я знаю. Неужели у тебя нет к ней никаких чувств?
— К кому? К бывшей жене уже нет. Хотя были. Я в свое время Лиду ради нее бросил. Нет, конечно, я понимал, что Лида старше меня, и к тому же она не могла иметь детей, но то была не причина, причиной стала Галя. Это было сильное увлечение, вспыхнувшее как пожар, но так же быстро угасшее. Но за время пожара, сгорая страстью, мы успели наделать глупостей в виде ребенка. Она решила его рожать. Я же принял ее решение и обещал помогать. Я выполняю свое обещание.
— Я спрашивала про чувства к дочери, — Вера говорила раздраженно, и он ее понимал.
— Нет, я никогда не любил ее, потому что никогда не видел… Не надо на меня так смотреть, я уехал до ее рождения.
Он знал, что она не примет такого ответа. Не поймет, потому что мечтала об отце когда-то, о любви мечтала. А он не оправдал ее надежд. Его не случилось в ее жизни. Как и его, Саши, нет в жизни его дочери.
— А если она ждала… Ждала тебя, а ты не приходил…
Он притянул ее к себе и обнял, целовал мокрые от слез глаза, щеки и говорил:
— Меня ждала ты. И именно к тебе я не мог не прийти. Если бы я знал, что ты меня так сильно ждешь, то не делал бы глупости и не разменивался на других. Но я не знал, а понял, только когда увидел тебя там невероятно злую, раздраженную и готовую убить нас с Николаевичем за свою больную сифилитичку. Увидел и понял, что мне нужна только ты.
— А если бы я не согласилась тогда с тобой? — она уже улыбалась, хотя слезы продолжали течь из глаз.
— Я бы тебя украл и все равно присвоил. Я был настроен очень-очень решительно. Правда-правда, Верочка!
— Но я же не в твоем вкусе, и вообще, у меня ни одного органа здорового нет, ты сам так говоришь.
— Вераш, а кто знает мой вкус кроме меня самого. Вкус, как и зрение, вещи субъективные. А ты так вкусно пахла тогда. И была совершенно потрясающей в своем праведном гневе… Красивая и живая, необыкновенно красивая.Так ты не рада, что я украл тебя для себя?
— Рада, Сашенька, если бы ты знал, как рада… — и слезы снова потекли по ее щекам. — Ты же счастье мое. Сам назвался. Так ты и есть мое счастье. Только мое, понимаешь?!
====== День рождения. ======
— Верочка, давай за стол! Очень хочется кушать, пить за тебя, потом саму тебя. Я хочу праздновать твой праздник, в конце концов!
— Саш, ну еще чуток подождем. Оля обещалась. Она так давно у нас не была.
— Позвони ей, узнай, идет или не идет.
— Я ее приглашала, она сказала, что обязательно придет.
— Позвони, может, планы изменились.
Вера глянула на него так, что такое, как он предположил, и подумать нельзя, но все же набрала номер и услышала голос Сильвы Вартановны:
— Да, Верочка, поздравляю с днем рождения. Удачи тебе, счастья.
— Спасибо! А Оля где?
— Так она улетела вчера в Питер, там дела у нее. Вернется через неделю.
Вера поблагодарила маму подруги и совсем расстроенная подошла к столу.
— Садимся, Саша. Пить буду.
— Что налить?
— Водку.
— Что у Оли?
— Улетела в Питер.
— Зачем? — он был искренне удивлен.
— У нее там дела. Давай так, у меня день рождения, мне тридцать один. Давай пить, давай есть и говорить тосты. У меня есть ты и все, больше никого, так и не надо. Понимаешь? Только не предавай меня никогда, я не переживу…
— Я знаю. Так давай выпьем за…
Его слова прервал звонок в дверь. Саша подошел и открыл. Там была его мама.
— Отмечаете?
— Что?
— День рождения твоей жены, матери моего внука.
— Да, конечно, проходи, садись за стол.
Она прошла и села.
— Здравствуй, Верочка, что ж поздравляю. Нравишься ты мне или нет, но мы родственники, у нас мужчины общие.
— Спасибо, Наталья Викторовна, и за поздравление, и за то, что пришли.
— У меня другой семьи нет, только вы. Внук где?
— Спит, скоро встанет, как проснется, так мы точно услышим.
— Я вот тут подумала и решила, что хватит тебе дома сидеть, ребенку второй год пошел, надо на работу выходить. Я помогу, я Данечку к себе заберу. И иди работай, а то Саша так долго не протянет. Зарплату одну будете мне отдавать, на ребенка. Сами живите, жизни радуйтесь.
— Спасибо, но мы как-нибудь сами, — сказала Вера.
— Сами, значит? Пусть мой сын пашет, как проклятый, а ты будешь баклуши бить? Пока ходила внуком — не работала, все на Саше, а теперь села на шею и ножки свесила?!
Заплакал ребенок. Вера поднялась и ушла в другую комнату. Данька стоял в манеже и растирал ручками слезы на пухлых щечках.
— Мама, на, — он протянул к ней ручки. Вера взяла его. Ее окутало ощущение счастья, возвращаться за стол не хотелось, и она просто играла с ребенком.
— Ты ведешь себя совершенно неприлично, за стол возвращайся и подавай горячее, или у вас этим Саша занимается?
— Да, я сейчас.
Вера переодевала ребенка.
— Сейчас к бабушке нарядным пойдешь. Данечка, сынок, веди себя хорошо. Папа тебя покормит.
Она вернулась к столу и отдала сына отцу, а тот тут же влез к нему в тарелку руками и затянул в рот кусок картошки.