А он все говорил и говорил: и про то, как они познакомились, и про то, как любил, а потом — как сын родился, а он вроде и в семье был, и уставал на работе, и отдыха хотелось, а Наташе все не то, да все не так. Вот и прошла жизнь, а под конец совсем врагами стали, смотреть друг на друга не могли. Только вот когда сломалось все — непонятно. Они же любили когда-то…
Его речь прервал звук поворачивающегося ключа в замке. Данька наперегонки с псом рванул к двери. Затем в прихожую вышла Вера.
— Вераш, привет! — Саша был немного возбужден. — Родная, отец должен подойти, он приехал, только спиртное не ставь.
— Он у нас, Саша, уже давно, мы плов приготовили.
Отец тоже появился в прихожей, Саша с Данькой на руках его обнял.
— Пап, прости, но я тебе не налью.
— Я не пью, сын. Давно уже. Зря беспокоишься, — он подмигнул растерянному Саше. — Семья у тебя хорошая! Я рад!
====== Отцы и дети ======
Они ели плов.
— Отец, я так и не понял, когда звонил тебе туда домой месяца три назад, то твоя жена сказала, что ты там больше не живешь и чтобы я ее не беспокоил. Объяснишь?
— Разошлись. Как дом достроил, так и не нужен стал. Она стерва, прям как мать твоя.
— А раньше ты не видел, кто она?
— А ты видел?
— Конечно. Я потому и старался к вам пореже приходить. Чувствовал, что не рада мне она.
— Почему не говорил?
— Ты утверждал, что любишь ее, что девчонки тебе ее, как родные. Зачем бы раздор в семью вносил?
— Может, я бы прислушался…
— Скорее возненавидел бы меня, а я не хотел тебя терять. Я же любил вас по отдельности. И тебя любил, и мать. Только не переносил вас вместе. Слова нормального от вас не услышишь, вы же как кошка с собакой жили. Одно хорошо, так собой были заняты, что меня и не замечали. Ни как я учусь вас не интересовало, ни с кем, где гуляю.
— Ты хорошо учился. Напраслину не говори, — Сан Саныч старший помолчал. — Ты прав, сын. Просрал я свою жизнь. Может, если бы я с Наташей иначе как-то, так и она другой бы была. А с Валентиной — на те же грабли. Я же пахал, как проклятый, пахал. Все заработать старался, чтобы… глупости, надо было себя ставить, а не пахать, как идиоту. А ей все мало! То к подружке сбегает, та ее накрутит, что того не сделал, картошку не почистил, полы не помыл. А я уставал, мне не до того было, а потом приду домой, а мне все, что с подружками обсуждалось, на голову льется. Только шум стоит. Так я по дороге домой в пивнушку зайду, пропущу стаканчик, потом больше, потом на спирт перешел. Я чуть себя не потерял… Думал, другой город, другая жизнь, другая женщина… Только грабли оказались те же.
— Я понял. Отец, ты где сейчас живешь?
— У одной женщины. Она меня приютила. Я не бомж. Пить бросил, не сам, конечно, закодировался, да торпеду подшил. Привык. Если сорвусь, она меня выгонит. Так и сказала. Обыкновенная с виду баба, а душа… Если бы сразу можно было бы души видеть! Понимаешь, не лицо, не фигуру, не там прелести всякие, а душу бы разглядеть… То знать можно было бы, запьешь с горя или счастливым будешь. Вот Галку ты быстро раскусил, стервь она.
— Не быстро, отец, поздно! Я о девчонке часто думаю. Да что толку-то. У меня к ней и чувств никаких нет, кроме жалости. Я не видел ее никогда. А вот документы когда подписывал об отказе от отцовских прав, защемило что-то. Ведь могло бы все иначе сложиться, и я бы ее знал, и она меня.
— Хорошая девчонка. Умненькая, да и вообще характером в тебя, тихая, вдумчивая.
— Ты откуда знаешь?
— Так она живет у меня. Мы с Машей ее семья теперь, а документы ты зря подписывал тогда. Не пригодились они.
Саша вопросительно смотрел на отца. А тот не поднимал на него глаз, ковырялся в тарелке.
— Закурить бы, — сказал Сан Саныч старший, — да смотрю, окурков у вас нигде нет, да и пепельниц тоже. Ты ж курил?!
— Вера не любит, вот и бросил, почти.
— Сейчас пепельницу принесу, — произнесла Вера, поднимаясь из-за стола.
Вернулась скоро, сообщив, что Данька так и уснул на полу в игрушках. Она его только в кроватку переложила. Пепельницу на стол поставила, да форточку открыла.
— Вы почему одного только родили? — спросил отец, обращаясь, к Вере.
— Вера ходит плохо… — начал Саша, но Вера перебила его, положив руку на плечо.
— Данька маленький, а мы сами. Помощи нет. Вот подрастет малость.
Саша улыбнулся и покачал головой.
— Так что там с девочкой? — он сгорал от нетерпения, и это чувствовалось.
— Галка как родила, так поняла, что ребенок — это серьезно, это не в куклы играть. Вот и загрустила, погулять-то хочется. Позвонила, попросила посидеть с внучкой. Увещевала, что вы хоть и разошлиcь, но внучка-то моя. Я пришел, чего бы не посидеть. Так вот и сидел периодически, так сидел, что она первым словом «Деда» сказала. А это тебе не хухры-мухры. Галке руки развязал, она рада, а мне смысл жизни. Вот так вот, сын.
— И молчал!!!
— А ты не спрашивал. Давай на меня бочку катить не будешь. Ты меня ни разу о дочери не спросил! — он повысил голос. — Я ничего плохого никому не делал! И не тебе меня судить, ты ее бросил, а я подобрал. Как бы мне плохо с Наташей ни было, я тебя вырастил. Только потом ушел, и то, из ее жизни, не из твоей. А ты решил отделаться деньгами.
— Осуждаешь?! — разговор пошел на повышенных тонах.
— Нет! Говорю, как вижу своими глазами, хотя, может, ты и прав. У тебя семья, женщина любимая. Видно, что любимая, и сын, которого еще поднимать и поднимать. Ты выбрал свою судьбу и стал счастливым, а я терпел и пил, и нет у меня другого счастья, как только внучка.
— Ты считаешь, что я смогу с этим жить?
— А как жил раньше?
— Она замуж вышла, говорила, что ее муж хочет удочерить девочку.
— Настю. У твоей дочери есть имя. Да, хотел, только не удочерил. Галя беременная, капризная, он уже и не рад, что женился. И пошло: «Настя принеси. Настя подай, Настя сделай». Только Насте всего девять лет. А потом потенциальный отчим на нее руку поднял. Галка ее тоже периодически поколачивала. Но так, типа воспитывала. А этот до синяков. Я вмешался. Не смог стерпеть. Так Галка в слезы и так разговор повела, что ты отказался, а им она тоже только лишний рот. Документы они не оформили, это придурок Галкин удочерять ее больше не хочет, вот я и забрал Настю к себе. Мы ей с Машей и как бабушка с дедом, и как отец с матерью.
— Так неправильно, отец.
— Знаю, а как правильно? Ты же умный, скажи.
— Кто такая Маша?
— Моя жена.
— Законная?
— Нет, это так важно?
— Важно, она воспитывает мою дочь!
— Ты себя слышишь?
— А ты себя? Ты вдруг всю эту информацию вывалил на мою голову, понимаешь, взял и вывалил.
— Ты при желании мог и раньше все узнать. Только желания не было.
— И как мне теперь жить?!
— Не знаю. Ты мальчик взрослый.
— Папа, у меня семья, сын. Понимаешь, сын. Любимый и единственный, я до сегодняшнего дня верил, что он у меня единственный. И как мне быть с Верой, я ее не оставлю, и если она уйдет, не переживу.
— Ты в истерику-то не впадай, и Веру не приплетай, никуда твоя Вера не денется. Она слушает, но не встревает, думает твоя Вера. И сына тоже не тронь. Я тебя ни к чему не обязываю и ни к чему не принуждаю. Просто сказал, как есть. Считаю, что ты знать должен. А дальше вы с женой поговорите, решите что-то. Вот что решите, то и будет. Я вам информацию сообщил, а дальше сами. Мы с Машей от внучки не отказываемся. Вырастим, выучим, в люди выведем. С тобой или без тебя — это уже другой разговор.
Саша курил одну за одной. Вера налила чай, поставила конфеты. Она так и промолчала весь вечер. Молча постелила свекру в большой комнате, молча переодевалась ко сну. Саша сидел на кровати.
— Я надеюсь, ты со мной еще не надумала разводиться?
— В процессе.
— Кто б сомневался! Может, ты меня выслушаешь? Может, поговорим?
— Да. Поговорим. Только ты меня выслушай для начала.
— Говори.
— Я беременна. Утром делала тест, две полоски.